Радужные листики

— Ну вот, — сказала Марфа Егоровна, — перелома нет, но болеть будет. Вот этой мазью будешь смазывать три раза в день, и забинтовывай как я сделала — восьмёркой, только не перетягивай. На ночь не бинтуй. Через три дня опухоль должна совсем уйти. Ссадины на руках тоже смазывай, только жёлтой мазью, заражения не будет. Перевязка раз в день. Вот только есть у меня подозрение, что запястье ты всё–таки повредил сильно. Попроси дедушку отвезти тебя в больницу — нужно сделать снимок. Хотя, лучше сразу поехать, позвони ему, пусть подъезжает сюда. Велосипед здесь можно оставить, потом заберёшь.

Василий заметно ожил. Только одно присутствие бабы Марфы успокаивало всех её пациентов, а её волшебные мази точно гарантировали выздоровление. Мальчик позвонил дедушке. Через пять минут за забором просигналила машина.

— А вот и дедушка приехал, — поднялся Василий. — О! Я уже намного лучше ступать на ногу могу. Спасибо вам большое.

— Ну ступай, ступай, — ласково сказала она, — только не оступайся.

Маша вышла с Василием за ворота и поздоровалась с его дедушкой, который уже стоял рядом с открытой задней дверью.

— Что–то мы с тобой зачастили по больницам, — посетовал Матвей Дмитриевич, усаживая внука, — что я твоим родителям объяснять буду?

— Да ничего, деда, — сказал Василий, — мы им и рассказывать ничего не будем.

Матвей Дмитриевич закрыл за Василием дверь автомобиля, потом повернулся к вышедшей на улицу Марфе Егоровне:

— Спасибо тебе большое за помощь, Марфушка, и тебе спасибо, Машенька, — повернулся он к девочке. — Ну, мы поехали.

И они действительно поехали. Попылили по дороге так, что и машину было не разглядеть в этом жёлтом удаляющемся облаке.

«Как приятно, — подумала Маша, — вот бы меня тоже кто–нибудь лет так через семьдесят по–прежнему ласково называл Машенькой».

И с полной непосредственностью, присущей многим детям в её возрасте и совершенно по–другому воспринимающих чувство такта, спросила:

— А почему дедушка Василия на вас не женился? Он же к вам до сих пор тепло относится.

— Ну что я за невеста в восемьдесят то лет? — попыталась отшутиться Марфа Егоровна. — В моём возрасте не о женитьбе думают, а о совершенно о другом.

— Ну я же не про сейчас спросила, хотя вы и сейчас замечательно выглядите, — продолжала настаивать Маша, — просто мне вы гораздо больше нравитесь, чем Нина Ивановна, значит и Матвею Дмитриевичу тоже.

— Ну, ладно, пойдём в дом, чаю попьём, — предложила Марфа Егоровна, — там и поговорим.

Они вернулись на веранду, и из подогретого, как оказалось самовара, в Машину чашку полился янтарного цвета душистый напиток.

— Угощайся, пожалуйста, — Марфа Егоровна придвинула девочке розетку с вареньем, — крыжовенное, очень полезное и очень вкусное.

— Спасибо, — поблагодарила Маша.

Варенье (как и вранье) она не любила, но, как приличный человек, хотя и не совсем тактичный (как оказывается, тактичность и приличность не всегда совпадают в людях. Хотя нет, не так — приличие и тактичие не всегда совпадают в людях. Нет, вроде опять не так — тактика и прилика? В общем соответствие приличиям, то есть принятым в обществе правилам поведения и морали, и умение себя вести в соответствии с принятым этикетом, то есть правилами поведения в обществе, не всегда совпадают. Вы что–нибудь из этого поняли? Попробуем по–другому: соответствовать правилам поведения и вести себя по этим правилам получается не одно и то же. Уф!), да, да, как приличный, но не всегда тактичный человек, взяла ложечкой и попробовала.

Утверждение, что крыжовенное варенье невкусное — вранье!

— Ммм.., — Маша даже замычала от удовольствия.

Она прикрыла глаза, наслаждаясь вкусом и прихлебнула чай.

— Ммм.., — замычала она снова.

(Вы только не подумайте, что Маша сошла с ума и решила превратиться в телёночка — там не было никакого «му–му», там было «мы–мы», а телята так не мычат. И вообще, может это означало для краткости: мыслимо–немыслимо. Сами бы попробовали такое, и не так бы зазвучали.)

— А почему чай такой вкусный? — спросила Маша.

— Потому, что он здесь растёт, — ответила Марфа Егоровна, — кипрей называется, знаешь?

— Нет.

— А Иван–чай?

— Знаю, — обрадовалась Маша, ведь ей всегда нравилась эта высокая трава с листиками как у ивы и красивыми кистями бледно–розовых цветков, — это из его листьев?

— Из его, да ещё пара травок добавлена.

— Вкууусно, — промычала Маша, прихлёбывая и причмокивая от удовольствия. — У бабушки варенье вкусное, но у вас ОЧЕНЬ вкусное. Как вы его делаете?

— У каждой хозяйки свои секреты, — улыбнулась Марфа Егоровна, — ты давай, поменьше говори, да побольше кушай, раз нравится.

Говорят, что от переживаний, у человека повышается аппетит. Маша очень сильно переживала за Василия, и в результате пережевала всё, что оставалось на столе: и варенье, и печенье, и даже несколько карамелек, хотя они были магазинные. Допив четвёртую чашку чая, она запросилась в туалет.

— Обжорство до добра не доводит, — сказала Маша, вернувшись, — но что поделать, когда ещё так вкусно угостишься?