Радужный город (СИ)

Варков был обладателем многочисленного семейства: три сына — серьезный вызов отцовским способностям к воспитанию и заработку. То, что последнего будет вечно не хватать на эту ватагу, Анатолий Иванович понял уже давно. А вот подспорьем в воспитании пока являлись папин непререкаемый авторитет и ремень.

Когда Ирина позвонила после родов и сказала, что он — втройне счастливый отец, они с Витей и еще двумя близкими друзьями сидели в баре. Конечно же, УЗИ и прочие прибамбасы уже давно намекали на то, что он делать детей умеет. Но, одно дело, разглядывать размытое черно-белое «нечто», потому как в животе супруги мелкие сплелись в забавный клубок, и совсем другое — фотка Ирины на фоне трех забавно торчавших из одеялок носов, вот она была уже чем-то серьезным. Тропинин ржал в голос, когда Варков пару раз пересчитал детенышей, водя пальцем по экрану телефона.

Друзья выпили по рюмке и помолчали.

— Нонна звонила, — Тропинин сказал это очень тихо с таким выражением, будто все это время бывшая обитала на Марсе и с землей не общалась, хотя Варков прекрасно знал, что она исправно получает от Виталия очень хорошую сумму и даже прилетает в Питер, привозя Сережку бывшему мужу. — Намекнула на то, чтобы съехаться.

Варков закашлялся, пары алкоголя явно куда-то не туда свернули. Он никогда не говорил об этом Вите напрямую, хотя нет, говорил спьяну, но Нонна ему не нравилась. Она была прекрасной актрисой и манипулятором. Он не верил, что она способна на искренние чувства. В этом сложно было винить ее. Она выросла во время и в среде, где надо было выживать, а тем, кто был приближен или рожден среди денег и связей времен канувшего в небытие СССР, усилий надо было прилагать в миллион раз больше, их задачей была не только сытость, но и власть.

Да, молодой девушке вполне возможно Вита и нравился. Мать и отец вбили в него с рождения воспитанность и сдержанность, которая теми же бабами расценивалась как джентльменство. Тропинин мог бы показать и другую свою сторону, явно отличающуюся от того налета аристократизма, который ему приписывали. Ту, которую Питерские улицы воспитали в девяностые, но друг был влюблен в Нонну. Сильно. Не желая слышать доводов рассудка.

— И ты поверил? — изобразив скучающее выражение, поинтересовался Варков.

Тропинин кинул на друга возмущенный взгляд.

— Я что, по-твоему, идиот?

— Да, — закивал головой Варков. — почти десять лет ты был влюбленным идиотом. И уже лет шесть являешься идиотом, которого доят.

— Я содержу сына, — прорычал Итальянец.

— Ты содержишь бывшую жену, которая наставила тебе рога, ее мужа, с которым она наставила тебе рога, и который был слишком жаден, чтобы делиться с нужными людьми, прогорел, но не отвык жрать икру и запивать ее вискарем за пять сотен баксов, — Варков вошел в раж.

Легкий стук о дверной косяк заставил мужчин оторвать друг от друга взгляд и посмотреть на Ирину, стоявшую в дверях.

— Толь, тебе с работы звонят, — она протянула мужу распевающий песенки из стандартного набора мобильный.

— Да, — гаркнул Варков. — Нет, не могу и не приеду. Кочнев, давай сам разбирайся, до утра меня нет.

Ирина хотела уйти, вежливо кивнув Итальянцу, но супруг поймал ее за руку и, вложив в пальцы телефон, на секунду прижал ее ладонь к губам.

— Выключи и поставь, пожалуйста, на зарядку. Ну их всех! Достали!

* * *

Собеседники продержались до трех утра. Бутылка давно опустела, за ней последовала вторая. Они заснули на креслах в гостиной, но перед этим пришли к выводу, что действия Нонны имеют скрытый мотив, и по своим каналам, перед которыми, конечно, придется кланяться, Варков попытается узнать, не находится ли господин Радов, нынешний гражданский муж Нонны, «под колпаком» или пока «в разработке», вполне возможно, что ему нужны деньги, и он готов и поторговать супругой.

Звонок матери Сережи вытащил из друга то, что сидело глубоко, и было укрыто слоями ненависти и ярости, как салат «под шубой». Откровением для Варкова стало то, что в тот момент, когда Нонна вильнула хвостом, у Тропинина были серьезные проблемы с финансами. Виталий никогда никому этого не рассказывал, но он едва не лишился всего тогда. А Нонна чуть не вогнала гвозди в крышку, накрывающую его гроб. Двойное предательство. Что может быть хуже?

— Хочу разобраться, в чем подвох и забыть, — Тропинин зажмурился на секунду. — Из колеи выбила, с*ка. Не дай Бог начнет Сережкой шантажировать! Дерьмо еще и в том, что она позвонила при Софье.

Брови Варкова сложились милой двускатной крышей и поползли в коротко стриженным волосам.

— Софье? Мизерной? То есть ты…?

Тропинин отвечать не стал. Да и не надо было. Упертый баран добился своего.

— А в чем дерьмо-то? Тебе она и нужна была на раз, — хорошо делать выводы по пьяному делу, подумалось Варкову, можно все списать на зеленого змия.

Тропинин посмотрел на друга с осуждением, сильно того возмутив.

— Мне это девочка понравилась. Есть в ней что-то. Стрежень какой-то.

— И в чем стержень, в том, что покувыркалась с тобой? — поинтересовался Анатолий Иванович.

Тропинин усмехнулся.