Радужный город (СИ)

Меня разбудили руки. Пальцы скользили по обнаженному плечу. И я, лежа с закрытыми глазами, могла поклясться, что меня пристально изучают два зеленых глаза.

Его дыхание чуть щекотало кожу моей руки, которая, как выяснилось после приподнимания век, была рядом с его лицом.

В темноте спальни, где на нас падал лишь рассеянный свет из окон, мы лежали с минуту, смотря с Виталием друг на друга. Спустя эту самую минуту он наклонился и легко коснулся моей руки губами.

— Прости, что не позвонил. Был очень тяжелый день, — его голос был хриплым и уставшим.

— Все в порядке? — мой был не лучше.

— Теперь да, — он пододвинулся ближе. Запах сигарет и кофе защекотал нос, хотя могу дать руку на отсечение, что Тропинин не курил. Да если вдруг и курил, вряд ли отдавал предпочтение женским сигаретам с сильным запахом и вкусом ментола. Его волосы пропахли этим дымом. — Я хочу тебя, Соня.

Его рука скользнула под одеяло, притягивая меня к мужчине.

* * *

Он был очень уставшим, это чувствовалось в движениях и в дыхании. Он, несомненно, учитывал то, что вроде бы как должен доставить мне удовольствие, но его хватило ненадолго, а мне состояния экстаза было не достичь, слишком высока моя зависимость от эмоциональной стороны, и хотя я ощущала нежность и принимала ласки, но заставить мозг отключиться была не в моих силах. Посему я просто обняла его, уткнувшись губами в плечо, а думала совсем о другом. О том могу ли я… Нет, не так! Имею ли я право спросить, что же такого произошло, что Тропинин даже не позвонил? С одной стороны мы знали друг друга без году неделю, а с другой он сам был инициатором отношений такого рода. В общем Тропинин сладко спал, положив мне руку на бедро, а я нашла новый повод бодрствовать, так и не решившись открыть рот.

Было почти четыре утра, когда я плюнула на попытки заснуть. Забрав телефон тумбочки н и вынырнув из-под руки мужчины, я выскользнула из кровати, накинула длинную кофту, которую захватила из дома, и, плотно закрыв дверь, прошла к утопавшей во мраке кухне.

Хотелось чая с сахаром и лимоном, уютного места, где можно спрятаться ото всех и побыть одной. На ум пришла лишь комната, в которой я квартировалась до переезда в апартаменты Тропинина.

На кухне имелся кулер (обнаруженный мною еще прошлой ночью): ждать, когда закипит чайник, не пришлось, пусть заварку и не так прихватит, но зато быстро. Комната оказалась открытой, убранной и какой-то унылой после роскоши всех остальных помещений. Зато порадовал широкий подоконник с плотными шторами и видом на двор-колодец, где стояли-поблескивали в лучах фонарей, точно лоснящиеся спины огромных жуков — крыши машин. В шкафу нашелся плед, который меня грел целых две ночи. И усевшись на подоконник, я завернулась в его теплое нутро и тихо-тихо включила музыку, сама едва ее слыша. Но память прекрасно воспроизводила все аккорды и слова песен. Так легче думалось. В окнах старых домов не было света, лишь на первом этаже за плотными шторами угадывалась лампа. Там либо сидел консьерж, либо охрана.

А город спал.

Телефон вдруг заверещал гораздо громче, чем ему полагалось для нежной мелодии флейты любимого «Пастуха», я вздрогнула и, повернув экран, захлопала глазами с непривычки от яркого света. Входящий вызов от Виталия Аркадьевича, время — полшестого утра.

— Да, — сказала я почему-то шепотом.

— Соня, — у него был взволнованный голос, — где ты?

— Недалеко от кухни, — решила не сдавать пока своего укрытия. — Сейчас приду.

Соскользнув с подоконника и кинув плед на кровать, я поспешила по коридору. В сторону спальни.

Тропинин был в гостиной в своих незабвенных штанах с растрепанной шевелюрой, сжимая в кулаке телефон, он смотрел в сторону коридора, откуда должна была появиться моя персона. Он так и остался стоять между столом, чья поверхность превратилась в загадочное лесное озеро, тонувшее в ночи, ищущее света звезд, правда, безрезультатно и темным пятном дивана. Мне пришлось подходить самой.

— Я читала, не спалось, и не хотела разбудить, — лучше сразу пояснить.

— Ты расстроена, — он констатировал факт, не спрашивал.

— Нет, — покачала я головой. — Не совсем понимаю, как себя вести в данной ситуации. Это не расстройство и не обида. Непонимание, скорее.

Он тяжело вздохнул, и, обойдя меня и стол, упал на диван спиной к окну и ко мне.

— Тебе придется это терпеть, — судя по интонации, он горько усмехнулся. — Пока я не свыкнусь с мыслью, что ты есть в моей жизни. Пока не осмыслю в полной мере, что мое молчание может тебя задеть. Сумеешь?

— Не знаю, — я положила ладони на прохладный подоконник и засмотрелась на улицу. — Мне сложно обещать. С учетом того, что происходит в моей жизни, я чувствую себя в ловушке. Я могла бы в подобных случаях, когда ты… не можешь, уезжать к себе. Здесь… без тебя, я не в своей тарелке.

— Ты права, возможно, так было бы легче, для тебя, — согласился Виталий Аркадьевич.