Радужный город (СИ)

В Пулково мы приехали вместе. Его самолет на Рим улетал на тридцать минут раньше моего на Москву, откуда я с пересадкой должна была добраться до родного города и наконец-то зацеловать Абрикоса.

Тропинин ненавидел, когда все шло не так, как он запланировал. Потому в аэропорту он был хмур и сдержан. Хотя, кажется мне, причиной тому были еще те самые семейные трудности, которые так и остались для меня загадкой.

Варков заверил, что Смоляков после неудачи с квартирами и с учетом сложившейся вокруг него обстановки, вряд ли отправится в турне по России, а будет сидеть тише воды в крупном городе, где затеряться легче. Посему родителей можно не трогать. Верилось с трудом конечно…

После перелетов и нудной пересадки в Москве я, оказавшись в кругу родных, чуть не прослезилась. Ой, вру. Ревела с мамой на кухне вечером в три ручья, выплескивая все, что накопилось. Подумав, даже про Тропинина ей рассказала. Моя словоохотливая, скорая на советы мама в этот раз молчала, точно в рот воды набрала. По-моему, ей не до конца верилось, что все услышанное — правда, а не больная фантазия одинокой несчастной дочери.

В любом случае два с половиной дня настоящего рая дали мне возможность чуть успокоиться, собраться с духом и, еле оторвавшись от дочки, сесть в самолет на Питер.

Виталий звонил все три дня. Говорили мы мало, но я себе льстила тем, что в его словах проскакивали намеки на то, что ему меня не хватает. Хотя, судя по его голосу, спал он мало, больше работал, ведь речь шла, как я поняла, о каком-то крупном слиянии компании.

Рейс в этот раз был прямой и вечерний. Артем уже ждал меня возле выхода из зоны выдачи багажа, а ветер Северной Венеции подкараулил на улице, запутав в взвившихся от его порыва волосах целый ворох снежинок. Привычный монстр полетел по освещенным магистралям, едва касаясь колесами асфальта. А мне взгрустнулось. Рейс «Рим— Петербург» был задержан из-за погодных условий, по крайней мере, часов на шесть, а это значит, что Виталий прилетит не раньше, чем к утру.

Фонтанка встретила нас привычными пробками, особнячками и скованной льдом рекой. Артем был приветлив, даже шутил. Видимо, все в отсутствии шефа расслабились. И мне этот «домашний» вариант Артема понравился больше.

Остановившись на аварийке возле знакомого белого Гелека у входа в особняк, красавец удивленно хмыкнул.

— Странно, а что тут Лёня делает? — копаясь в бардачке, пробубнил себе под нос супруг Анны Александровны. — Досыпал бы последние часы. Вы ступайте, Софья Аркадьевна, я ваш багаж доставлю.

Я вышла из машины и знакомым маршрутом направилась в квартиру Тропинина. Карточка замку входной двери в обитель Виталия Аркадьевича приглянулась, и он, лукаво мигнув зеленым, пропустил меня внутрь. Гостиная была залита светом: все элементы декора и мебель заиграли удивительно насыщенными красками. На столе виднелся поднос с чайником и чашками. А в гардеробной, куда я завернула, на вешалках разместились незнакомые мне, но весьма элегантные пальто. Дамские.

Под ложечкой подозрительно засосало, но скинув верхнюю одежду и оправив распущенные волосы, я все-таки направилась в гостиную.

Чашечки с чаем определенно не госпожу Мизерную дожидались, да я про них и забыла моментально, потому как встретилась с двумя парами глаз, обладательницы которых (а одной из них была Нонна Владимировна) были настроены весьма не дружелюбно по отношению к новоприбывшей.

Глава 21

Современные авторы статей для дамских журналов пишут, что настоящая женщина должна, будучи (как оказалось!) от природы прекрасным актером и манипулятором, уметь, в том числе, управлять своими эмоциями, контролируя все от жестов до движений глаз. И, как один из результатов, достигшие в этом искусстве наивысшего мастерства представительницы слабого пола могут одной мимикой поставить на место менее способных оппонентов, если последние имеют хоть толику мозгов. Дамы, расположившиеся передо мной на большом кожаном диване в залитой светом гостиной, явно были профессионалами в этом вопросе. Хотя возраст разделял их далеко не на пять и даже не на десять лет.

Странно, что их чашечки с чаем, кои они придерживали за крохотные витые фарфоровые ручки, не покрылись инеем, потому что я почувствовала себя так, будто попала в холодильник.

Одну из них, Нонну Владимировну я уже имела удовольствие лицезреть, и в принципе представляла себе, что бывшая жена Виталия не девочка с улицы. А уж после ее памятного звонка, мое появление вряд ли бы могло вызвать на ее лице другое выражение, кроме холодного презрения, ведь ясно без слов, что приехала я в дом Виталия Аркадьевича не доверенность подписывать. А вот вторая сидевшая рядом с ней женщина за пятьдесят, имевшая холеное интеллигентное лицо с вполне себе аристократическими морщинками, показалась мне специалистом, чей класс по осаживанию взглядом во много раз превосходил уровень ее соседки по дивану.