Странно, что монитор и клавиатура с мышкой пережили бурный взрыв моих эмоций! Хотя, кажется, горшочек с фиалкой самостоятельно отполз к краю стола, подальше от меня. Я материлась вслух, я вспомнила весь словарный запас неправильного русского. Я забыла, как было больно, когда узнала о его гибели. Господи, как же сейчас я его ненавидела, такого не было ни в период брака, ни после развода. А вот сейчас, когда из-за него Настя была далеко, а опасность ко мне и к его матери так близко, я была готова убить его, воскресить и убить вновь.
«Ты ведь даже не поверишь, что я сделал. Ты ведь всегда считала, что я ни на что подобное не способен. Но я это сделал, Соня! Я не хочу думать, что совершил ошибку, потому что боюсь накаркать беду. Да, я стал суеверным в последнее время. Я просто хочу, чтобы ты прочла это и позвонила, я хочу, чтобы ты сделала шаг. Хотя бы один. Я прошел уже километры навстречу. Рассказывать не буду. Ты бы сейчас кричала, что это аморально, незаконно. Но я уверен, все получится. Ведь тебя устроит с полсотни миллионов? Тебе хватит? Знаешь, даже странно сидеть рядом с такой кучей денег».
И тут только до меня дошло: Дима был весьма образованным, но это послание он строчил явно под влиянием хорошей доли алкоголя, оно пестрело грамматическими ошибками, которые он в нормальном состоянии высмеивал у всех и каждого.
Но это лишь прибавило ненависти. И негодования. Если бы он был бы рядом, клянусь, я бы придушила его собственными руками. Глаза заволокло пеленой, и это были не слезы. Это была злость.
Все перемешалось. Воспоминания, старые обиды, предательство, обвинения. Как он мог?! Как он мог считать меня меркантильной? Я всего лишь хотела, чтобы у нас была нормальная семья, чтобы ребенок ни в чем не нуждался. Для человека здорового с двумя ногами, двумя руками и головой это не так и сложно. Я разве просила звезд с неба? Прощать меня? За что? Он меня любил? Да он…
Телефон запищал, принимая вызов так неожиданно, что я ощутила себя выдернутой из страшной пыточной машины, где пол и потолок устремились навстречу друг другу, а я оказалась четко посредине и металась в поисках спасения.
Звонил Тропинин. Тропинин, который тоже однажды спросил, а не пошла ли я на преступление ради денег. Тропинин, у которого были деньги.
Руки тряслись. Ответить я просто не могла. Во мне ярким пламенем горела обида. Он ведь тоже считает меня такой. Как и Денис. Просто может себе позволить, в отличие от Дениса, тратиться на содержанок.
Сердце закололо от обиды. От недоверия. От боли. От того что меня обманут. Только еще более жестоко. Потому что Тропинин мне понравился.
Телефон перестал елозить по поверхности стола и замер, глядя ярким глазом-экранам в потолок.
Оказывается, я во всем виновата! Всегда я!
Схватив сумку, я помчалась к выходу, на ходу сорвав с вешалки пальто и шарф. Дверь с грохотом закрылась, сигнализация пискнула и заработала, а я слетела на один этаж вниз и нырнула в длинный общий коридор. Пройдя весь этаж, спустилась уже по другой лестнице и выбежала на улицу. Так и знала. У выхода, которым мы обычно пользовались, стоял белый Гелек. И в нем явно сидел мужчина, который уже сказал мне однажды, что во всех своих бедах виновата я одна.
Это ты лицемер, Дима! Ты обклеил комнату фотографиями и не удосужился даже позвонить ни разу. Ты обвинил меня в том, что я отобрала у тебя Настю, а сам не сделал ни единой попытки вернуться. Какие километры ты прошел, если последние алименты — несчастные десять тысяч, я видела от тебя год назад?
Свет проносящихся мимо автомобилей скользил по мокрому асфальту. Мелкий бисер дождя неприятно бил в лицо.
Не будет он говорить, что он сделал! Да и не надо! И так уже все ясно! Пятьдесят миллионов! Не представляешь, значит, как это странно сидеть рядом с такими деньгами? А лежать в могиле представил как? Мог бы их с собой захв…
Я резко свернула в арку и прижалась спиной к стене, не задумываясь о чистоте пальто.
Сидеть рядом!
— Помнишь, ты мне рассказывала на днях про бабульку, которая свои драгоценности припрятала по всей квартире, — Дима сидел за столом, закинув ногу на ногу и потягивал пиво из обычного чайного стакана, потому как других мы пока еще не купили.