Радужный венец. Время потерь

Едва открыли дверь, как от тяжёлой духоты перехватило дыхание. Анела замерла на пороге и огляделась. Через тяжёлые шторы не проникало ни лучика света. Сквозь сумерки выступала редкая мебель: изящный столик с зеркалом в углу, огромный комод и редкий для амбранийцев тонкий шкаф. В дальнем углу, занимая чуть ли не половину комнаты, высилась кровать с балдахином.

— В первые дни окна не закрывали. Но стоило Оку Богини появиться, в Мили словно вселялась Тьма. От криков моей дочки сжималось сердце. Я не выдержал, — тихо объяснил граф, словно извиняясь, что не позволил Богине присмотреть за дочерью.

Анела кивнула и шагнула в комнату.

Девушке в кровати было не больше пятнадцати. Белое худое личико сливалось с подушкой, взгляд направлен вверх. Ни одного движения, лишь изредка поднимающая грудь показывала, что Мили жива.

Анела ничего не понимала. На вид с графской дочерью было всё в порядке. Ни жара, ни сыпи, горло не воспалено. Ни одного знакомого симптома, который мог бы указать на болезнь. Лишь бледность, худоба, неподвижность. Бледность — от недостатка света, худоба — еды. И самое непонятное и страшное — непереносимость света. Богини. До крика. Таких болезней не существовало!

Тянуло воспользоваться стихией: не тёмной, которая проявлялась, когда Анела злилась, а той, что была при встрече с Малышом. Не исчезала уверенность — она бы помочь смогла.

Маячившиеся за спиной граф и Китан мешали.

Анела отступила от кровати и, поймав взгляд Китана, показала глазами на графа, а потом на дверь, прося увести аристократа. Брови принца в первое мгновение непонимающе полезли на лоб, но затем, видимо, понял, о чём она просила. Кивнул и обратился к хозяину:

— Граф Элсилий, давайте оставим Анелу одну.

Анела дождалась, когда за ними закроется дверь, прикоснулась к амулету и нерешительно замерла. А вдруг она сделает только хуже? С Малышом же была случайность. Как и что она сделала, не знала. Но Матушка и Анфеса говорили, у Анелы есть способности к лечению. Сильные способности. Поэтому-то и приходилось ей штудировать книги по знахарству больше остальных послушниц. Да и по словам Анфелии, одна из стихий Анелы — Жизнь, лечение.

Глубокий вдох и выдох. Анела быстро сняла амулет и довольно зажмурилась от лёгкой приятной прохлады, которое побежало по венам от сердца — сосредоточия Богини — по всему телу. На кончиках пальцев засвербели лёгкие мурашки.

Анела снова шагнула к кровати, закрыла глаза и, не касаясь, протянула раскрытые ладони к графской дочери. Внутренним зрением увидела, как из рук вырвались радужные нити и заключили девушку в переливающийся кокон. Постепенно он становился всё прозрачнее и прозрачнее, пока не стало ясно видно девушку. Графскую дочь окружало ровное золотистое сияние, и только нить из сердца к голове мерцала неприятной чернотой. Анела мысленно коснулась её. Чернота бросилась на руку. Крик от боли застыл в горле. Темнота поглотила хищным зверем…

Каменные глыбы нависают со всех сторон, лишь тонкая серая дорожка бежит вперёд, чтобы разделиться на две, затем ещё на две. Радужные крылья — единственное яркое пятно в этом мире. Но шевелить ими тяжело, словно подвесили огромные каменья. Крылья так и волочатся за спиной, собирая пыль. Безнадежность и тоска сковывают сердце. С каждым мгновением желание смириться и остановиться на одном месте всё сильнее. Стихия Жизни капля за каплей исчезает.

Сколько времени прошло, как она оказалась здесь? Час, два, год, тысячелетия? Неважно. А зачем она здесь? Неважно.

Ещё один шаг, ещё один поворот. Зачем? Не легче упасть и позволить себе забыться? Нельзя! Почему? Не знает. Нельзя и всё тут! Нужно идти. Куда? Вперёд! Только вперёд.

Ещё шаг, ещё один…

Остановилась. Тупик, снова. Круглая каменная арена, в середине большой круглый камень. Прижав колени к себе, на нём сидит девушка в белоснежном платье и удивлённо смотрит.

— Ты кто? — спросила девушка.

Кто бы сказал.

— А ты?

— Мили, — пожала та плечами.

Мили? Что-то смутно знакомое, важное. Нужно вспомнить.