Рафаил почувствовал, как в подтверждение его мыслей, позади него тяжело задышал Михаил. Он не сомневался, что тот сейчас поглаживал висящий у него на шее пузырек с кровью и чуть ли не кончал в свои кожаные штаны, представляя, как погружал острые зубы в чью-нибудь вену и высасывал кровь. Гавриил сообщил им, что у Михаила что-то под названием «гематофилия»
Ничего их не беспокоило.
Гавриил просто не понимал их сути, того, какими они и должны быть. Шестеро Падших, не имеющих с Гавриилом ничего общего. Им нравилось убивать. Парням это было так же необходимо, как воздух. Они не считали это какой-то патологией. Кровь, мясо и вызванные их действиями крики боли не вызывали у них отвращения ― лишь удовлетворение.
Такими уж они были.
Из всех братьев, Рафаил больше всего сблизился с Михаилом. Но сейчас каждый из них был сам за себя. Церемония Откровения пробуждала в них безмерный эгоизм.
Шанс оборвать чью-то жизнь полностью поглощал их.
Контролировал.
И Рафаил не променял бы это ни на что другое.
При одной мысли, чтобы украсть чей-то последний вздох, у Рафаила напрягся член. Когда к паху прилила кровь, мужчина придавил его основанием ладони, но от поднявшегося по позвоночнику взрыва мучительного удовольствия еще громче застонал. Его плоть сжал резиновый бандаж, который Рафаил всегда носил на своем члене. Теперь, когда его орган начал твердеть, резина безжалостно впилась в кожу. Это БДСМ приспособление было предназначено для того, чтобы вызывать боль. И со своей задачей оно справилось ― его обдало мучительным жаром. Но Рафаил не считал боль наказанием. Он жил ради нее. Чем больше страдал, тем больше удовольствия испытывал. Рафаил наслаждался сдавливанием своего члена и упивался сжатием эрекции, которая пыталась высвободиться из резиновых пут.
Потеряв равновесие, Рафаил ударился спиной о влажную стену. Он закрыл глаза и даже не заметил, как намокла рубашка. Единственное, на чем он мог сосредоточиться, ― это непрерывное давление бандажа. Он почувствовал, как тело сотряс пьянящий огонь, и сжал руки в кулаки.
Усиливая экстаз, в его сознание хлынули образы давней фантазии. Тут он был совершенно бессилен. И не смог бы их остановить, даже если бы попытался. Да и зачем? Именно это заставляло его дышать и каждое утро вставать с постели. Этого он ждал годами и будет ждать еще целую жизнь. Тяжело и прерывисто дыша, Рафаил представил себе эту сцену: огромная кровать, на белоснежном одеяле из египетского хлопка разбросаны лепестки алых роз. И она ― та единственная, обнаженная, распростертая для него на спине, воплощенное искушение. У нее раскраснелись щеки, губы стали вишнево-красными. Ее кожа была бы нежной, без единого изъяна, а ясные глаза прикованы к Рафаилу, услаждая его взгляд одним лишь обожанием. Она будет принадлежать ему, а он — ей. Для них обоих не будет существовать больше никого. Она на долгое время станет его единственной одержимостью.
Рафаил знал, что под закрытыми веками зрачки его глаз были расширены. Зрачки этих завораживающих золотисто-карих глаз отличали его от всех остальных. Эти глаза были его главным инструментом, с помощью которого он заманивал в ловушку своих жертв ― ничего не значащих для него женщин, которых он какое-то время преследовал, соблазнял, совращал, заставлял влюбляться во все, чем он притворялся… а затем, жестко трахая, разрушал их жизни, уверенными руками забирал последние вздохи и удары сердца своих жертв, пока в их умирающие тела просачивалась смерть и пожирала их души.
Внезапно в каменном подвале раздалось эхо церковного колокола ― сигнал Гавриила облачиться для церемонии Откровения, и Рафаил резко открыл глаза. Когда он миновал последние ступеньки, из-за сдавливающего его член плотного резинового бандажа ему в джинсы просочился предэякулят. Он жил ради сексуальной странгуляции
Рафаил понял, что опаздывал. Он распахнул массивную деревянную дверь Склепа. Братья уже собрались и ожидали его прихода. Все они были в монашеских рясах, а их головы прикрывали тяжелые капюшоны.