Рафаил

Один за другим, остальные братья поднялись на ноги. Пока они снимали капюшоны, Рафаил развязал скрепляющую свиток красную ленту. Бросив ее на пол, где та растеклась неровным пятном, словно кровь, которую он очень скоро прольет, Рафаил развернул пергамент и прочитал имя. Оно было написано по самому центру безупречным каллиграфическим почерком Гавриила.

Энжела Бэнкфут.

― Торговка маленькими девочками, ― сказал Гавриил. ― Заработала миллионы, похищая девочек из их домов, а после продавая их в индустрию сексуальных услуг.

Рафаил ухмыльнулся.

Будет забавно прикончить эту Энжелу Бэнкфут.

Он подошел к каменной купели, на которой была выгравирована эмблема Павших ― меч с крыльями ангела. Купель предназначалась не для святой воды, как те, что стояли в церкви Невинных младенцев. Она олицетворяла собой подлинный ад. В ней не крестили детей и не освящали воду, чтобы благословлять прихожан. Купель Падших пожирала имена будущих жертв, заранее отправляя их в преисподнюю, поскольку знала, что вскоре за именами последуют и их души. Зачарованный оранжево-красным пламенем, Рафаил приблизил лицо к обжигающему огню. Он с наслаждением ощутил на коже приятное жжение.

Рафаил бросил свиток в огонь. Он смотрел, как пламя пожирает бумагу, уничтожая буквы, образующие имя той суки. Когда он повернулся, Гавриил протянул ему коричневую кожаную папку. В ней была вся информация о жертве. Такая папка вручалась каждому брату, получившему Откровение. Все необходимые данные, чтобы найти и вдоволь наиграться с заслужившей это жертвой, а потом положить конец ее жизни.

Один за другим братья кивнули ему головой. Акт безмолвного поздравления. Но Рафаил видел на их лицах зависть и разочарование от того, что это не они будут терзать очередную прогнившую душу и наслаждаться симфонией ее криков. Гавриил вернулся к алтарю. Все Падшие смотрели на него. Когда он кивнул, братья опустили головы и начали читать заповеди Падших.

― Не убивай невинного. Не сбивайся с праведного пути Падших. Не приводи жертву в Райскую усадьбу…

Когда заповеди слетели с губ Рафаила, он с трудом сдержал желание помчаться в свою комнату, чтобы остаться в одиночестве. Чтобы начать подготовку к операции.

Он улыбнулся про себя.

Начиналось время охоты. Она была почти такой же приятной, как и само убийство. Почти.

Гавриил подошел к церемониальному колоколу и потянул за веревку. Колокол зазвенел, и звук завибрировал у Рафаила в костях. Он уставился на веревку, и его улыбка стала еще шире. Стоило закрыть глаза, и он возвращался к истокам своего падения. Снова чувствовал себя тем двенадцатилетним мальчиком, который не видел в смерти ничего особенного. И больше не мог сдерживать желания кого-нибудь умертвить.

Рафаил до сих пор во всех подробностях помнил, как обмотал красной веревкой тонкую шею Гэвина. Присмотревшись ко всем ученикам школы Невинных младенцев, он, наконец, решил, что его первым станет Гэвин. Тем самым, с кем Рафаил потеряет девственность — свою девственность по части удушения. Если закрыть глаза еще крепче, Рафаил мог даже почувствовать на пальцах грубые волокна веревки того церковного колокола. Алые нити, что ласкали его ладони, когда он крепко обматывал ею горло Гэвина. Круг за кругом, под раздающийся в ушах колокольный звон. Рафаил резко втянул в себя воздух, почувствовав, как в бандаже снова набух член. Прокручивая в голове удушье и судорожное дыхание Гэвина, он пришел в экстаз. В мельчайших деталях помнил, как Гэвин цеплялся за обрывки сознания, пока Рафаил все туже и туже натягивал веревку — ровно настолько, чтобы лишить Гэвина жизни, но не повредить трахею. Рафаилу было необходимо, чтобы шея оставалась безупречной, без переломов и повреждений. Истинная красота убийства заключалась в оставшемся после него совершенстве. Элегантность медленной смерти без увечий.

Удушение было идеальным вариантом.

Внезапно Рафаила охватило желание поскорее начать охоту. Воспоминание о том, как он душил Гэвина, пробудило его чувства и вернуло к жизни дьявольского зверя, владевшего его почерневшей душой. С последним ударом колокола Рафаил бросился в раздевалку и, повесив монашескую рясу, направился к лестнице. Извилистые каменные ступени только сильнее распаляли пламя предвкушения. От отрывистых, круговых движений его дыхание стало резким и превратилось в череду напряженных вдохов и выдохов.

Добравшись до Нефа, Рафаил остановился. Он раскрыл папку, положив ее на огромный деревянный стол, за которым Падшие устраивали свои трапезы. Первое, что он увидел, это фото той суки. Энжелы Бэнкфут. Стройная, высокая блондинка, накачанная силиконом, ботоксом и филлерами. Но ему было насрать на ее лицо и даже на фигуру. Все его внимание сосредоточилось на ее шее. Он склонил голову набок. Шея была подходящего размера. Не настолько тонкой, чтобы стать той самой наиболее волнующей его мишенью, но как раз такой, чтобы сделать это убийство достаточно сладким и насытить ревущую у него в сердце тьму.