Рафаил

Мария направилась в ванную. Проводив ее взглядом, Рафаил подошел к шкафу и вернулся с черной футболкой. По всей видимости, со своей. Он положил ее на черную мраморную столешницу в ванной. Уже уходя, он повернулся к ней, и она увидела в его золотистых глазах огни ада и смерть.

— Попытаешься сбежать или издашь хоть один звук, выдающий твое присутствие, и будешь наказана. Это наказание не доставит тебе удовольствия. Будет больно. Нестерпимо больно.

Ее обуял ужас, такой же сильный, как разряд молнии в летнюю грозу. Ужас перед тем, на что способен этот человек. Он провел большим пальцем по ее нижней губе.

— Я не хочу причинять тебе боль, но, если ты ослушаешься, я сделаю это. Не заставляй меня делать это, маленькая роза. Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

Затем, словно у него в голове кто-то щелкнул выключателем, Рафаил улыбнулся своей теплой улыбкой и ласково сказал:

— Хорошенько смой всю косметику. Без нее ты будешь намного красивее.

Рафаил оставил Марию наедине с ее нервозностью, страхом и полным отчаянием. Она прикрыла дверь — замка не было. Подойдя к большой душевой кабине, Мария повернула кран на максимум. По комнате, прилипая к ее коже, заклубился пар. Возникший туман напомнил ей охватившую ее разум неразбериху.

— Ты должна довести все до конца, Мария, — прошептала она.

Подойдя к большому зеркалу, она вытерла запотевшее стекло и посмотрела на себя. Макияж все еще держался у нее на лице, но в тех местах, где потекли подводка и тушь, глаза обрамлял черный след. Завитки ее волос слиплись во что-то напоминающее крысиные хвосты, а губы были перепачканы красной помадой.

Мария выглядела точно так же, как женщины в том клубе.

— Вот кем ты должна стать, — сказала она своему отражению. ― Тебе нужно играть в его игру. Даже если это будет стоить тебе жизни. Ты должна попытаться помочь ему, спасти его душу.

В тех местах, где ее душил Рафаил, шея покрылась красными пятнами.

Он душил ее.

Мария вздрогнула, вспомнив зловещий проблеск, мелькнувший у него во взгляде, когда он сжал руки у нее на горле. Рафаил был неумолимым и хладнокровным убийцей.

Она молилась, чтобы в нем еще оставалось что-то помимо злобы. Какая-то затерянная частичка света. Что-то хорошее в глубине его души, к чему она могла бы воззвать, вытянуть на поверхность и прекратить его ужасный образ жизни.

Мария стянула через голову платье, стараясь не допустить, чтобы беспокойство сломило ее решимость. Затем сняла лифчик и трусики. Повернувшись к душу, она не нашла в себе силы оглянуться на отражение в зеркале. За все эти годы после ее спасения с ранчо Уильяма Бриджа, она ни разу не осмелилась взглянуть на свою голую спину.

Она не была готова вновь переживать те дни. В особенности сейчас. Не тогда, когда она вновь оказалась в аду.

Встав под обильные струи воды, Мария глубоко выдохнула. Этот душ был мощнее, чем в монастыре. Он был роскошным — весь выложенный плиткой из дорогого оникса с глянцевым покрытием. Сбоку на полке стояли шампуни и кондиционеры. Гели для лица и тела, бритвы — все, что только могло понадобиться.

Мария взяла с полки новую мочалку. И стерла с себя все следы прошлой ночи — грех, дым и увиденные ею сцены разврата. Она знала, что нечто подобное ждет ее и в ближайшие дни, или даже недели… столько, сколько времени потребуется Рафаилу, чтобы устать от нее. Она взглянула на свои запястья и лодыжки, на проступившие вокруг них красные полосы. К шее было больно прикасаться.

Мария закрыла глаза и прислонилась головой к мокрому кафелю. Затем вздохнула. Она пыталась успокоиться, настроиться на цель, и тут, вдруг, у нее в голове возник образ матери-настоятельницы.

— Я хочу навсегда остаться в монастыре, — сказала Мария матери-настоятельнице, когда та положила руку ей на спину.

Мария проснулась с криком посреди ночи, по щекам у нее текли слезы.

— Я не смогу снова выйти туда… — прошептала она. — Этот мир, эти жестокие люди, которые в нем живут…

Мария покачала головой.

— Я хочу служить Богу в уединении. Быть его преданной слугой.

Глаза настоятельницы наполнились сочувствием. Она знала о прошлом Марии. Знала о том, какие ужасы ей пришлось пережить. Мать-настоятельница посмотрела в маленькое окошко, расположенное у Марии в комнате.

— Христос жил среди грешников.

Мария замерла и попыталась унять бешено колотящееся сердце.