Рагана

Светило яркое солнце, отражаясь от сугробов брызгами ослепительных искр. Мороз скручивал деревья, и они протестующе трещали в ответ на его самоуправство. Надо мной стайка красногрудых снегирей, похожих на диковинные хвостатые яблоки, возмущенно делила скудный урожай рябины, сладковатой от поцелуев мороза. Внезапно внутри туго натянулась струна, и я медленно закопала потревоженный кустик, не забыв поблагодарить за отданные листочки. Выпрямилась не спеша, убрала добычу в корзину, натянула варежки и лишь потом обернулась к тому, кто дал о себе знать волной болезненной тревоги.

Он стоял за широким ясенем, скрывавшим его почти наполовину. Если на мне были теплая обувка, шуба и варежки, то на нем – только легкая рубашка, льняные штаны и красные сапоги с кисточками. Веснушки сияли на носу так ярко, как будто его обрызгало солнечным светом. Тот самый парень, который угощал меня медом на злосчастных вечорках. Тот, в чьей руке Марьяна задержала тонкие пальчики на мгновение дольше, чем нужно.

Так вот из-за кого подруга сама не своя. Уж не ему ли я задолжала гостинчик?

– Здравствуй, русалка, – кивнул мне натянувший человеческий облик навий, не торопясь приближаться.

– И тебе не хворать, Леший. Отчего не спишь в такое время?

– Узнала-таки, – грустно улыбнулся парень. – А коли узнала, прогонишь?

– Ты плохого не делаешь, – я пожала плечами, – но Марьяну отпусти. Не для тебя она.

– Тебе разве решать, для меня или нет? – на миг его доброе открытое лицо исказилось и сквозь человеческий облик проступил иной.

– Марьяна горит жизнью, светится ею, она живет в ладу с миром. А еще она человек до последней капельки крови – уж поверь, я почитай что каждую пересчитала, когда от навьей твари ее избавляла. У тебя она зачахнет. Лесные чертоги ее погубят.

– А тебя бы приняли как княжну… – окинул меня задумчивым взглядом не ко времени проснувшийся навий.

Я едва не расхохоталась, но сдержалась, только фыркнула по-кошачьи.

– Быстро ты меняешь свои увлечения. Это как же тебе твои лесавки наскучили, что ты в зиму проснулся, лишь бы новую подругу найти?

Леший вышел из-за дерева и подошел чуть ближе. Его облик опять поплыл – кожа потемнела и покрылась наростами, похожими на кору. В волосах зазеленели листочки. Лицо с веснушками не поменялось, только глаза из теплых карих стали светло-зелеными. Ба, а леший-то молоденький совсем!

Тогда понятно, почему он растревожился. Похоже, что его просто-напросто изгнали из родного леса.

Два леших вовек не уживутся в одной чаще. Когда молодой заявлял свои права, то должен был победить старого Хозяина в игрищах, а если плоховал – дороги в родные леса для него больше не было. Неприкаянным духом бродил такой леший-потеряшка по миру, пробуя осесть то тут, то там, тревожа людей и смущая девушек обликом статного молодца. В отличие от матерых леших, молодняк был опасен только тем, что мог увести понравившуюся девушку в лес, и поминай как звали. Но отдавать Марьяну обездоленному навию, решившему скрасить вечерок, я не собиралась.

Пока я раздумывала, как быть, Леший подкрался еще чуть ближе. В нос пахнуло свежей живицей, землей, отсыревшей из-за весенних паводков, прелой листвой и грозой. Глаза навия стали совсем зелеными, а потом вдруг потемнели, налились ореховой теплотой. Я с изумлением смотрела в знакомое лицо, а Леший улыбнулся мне чужими губами и спросил чужим голосом – более высоким и звонким, чем был у того, чью личину он натянул:

– А так – пойдешь?

Я не выдержала и прыснула со смеху, зажимая рот варежкой, чтобы не распугать пирующих снегирей.

Леший обиженно отпрянул и зло оскалился, не понимая, с чего я так веселюсь. А я продолжала ухохатываться, вытирая выступившие в уголках глаз слезы. Ну надо же, чего удумал – соблазнять меня обликом Совия! Не спорю, парень хорош собой, но отношения у нас с ним как у кошки с собакой – то пирожками друг друга кормим, то проклятиями посыпаем. Да с чего мне о нем думать вообще?

– Так не то что пойду – побегу. Вот только в другую сторону. Эх, жалко тебя, но и помочь ничем не могу. Разве что… В паре дней конской рыси на запад я видела лесок. В нем совершенно не чувствовалась рука Хозяина – может, и нет его там? Попытай удачу. Ведь лучше своим углом обзавестись, чем глушить тоску временной мерой. Чувства смертных девиц для вас, навий, ведь как брага для обычного мужика. Пьянит, кровь веселит, да только пользы в ней нет и разрушает потихоньку ваше естество.

Парень, снова ставший конопатым и голубоглазым, призадумался. Даже вернулся на прежнее место, под ясень. Потом поднял на меня прозрачные, как первый осенний лед, глаза и кивнул:

– Благодарствую, русалка. Попытаю счастья. Но ты подумай еще. Ты ведь не человек, в тебе кровь водяниц. Я правду сказал, ходила бы хозяюшкой, лес берегла.

Я покачала головой без улыбки и подхватила корзинку с поваленного ствола:

– Я храню другой лес – тот, что из жизней людских пророс. Прости, Леший, но наши дороги разные. Будет нужда – заглядывай. Хотя не представляю, чем смогу помочь лесному духу, но постараюсь.