Рагу из дуреп

Бобо хмурился, пыхтел и, не зная, что предпринять, обиженно жаловался на утончённую евротоску жены соседу Шмидту – дюжему немцу-пожарнику, способному только слушать. Из-за его тяжко-арийского акцента понять, что он отвечал, было невозможно. Но по его чеканной жестикуляции Бобо расшифровывал речь в свою пользу.

А Лорка – в свою.

– Ну, вот и фриц говорит, что юной мисс тут не высидеть. С кем я здесь беседовать буду, с этим внуком лейтенанта Шмидта? Или с его лошадью?

Шмидтова лошадь стояла рядом и, кося глазом на красные штаны, согласно кивала пегой мордой.

– В общем, ты как хочешь, а мне тут – во! – и Лорка выразительно провела ребром ладони по горлу. Ворон что-то каркнул и зашёл в дом.

Ворон никогда не был женат. В Айове женщин не так много, и, чтобы найти себе пару, мужчине мало быть просто состоятельным, нужно ещё иметь социальный вес и статус, и уметь «замолаживать», иначе не видать ему семьи как своих ушей. А Ворон был тугоух и застенчив. Да и характером не из тех, которые надеются на счастливый случай. А тут как раз приключился конец холодной войны, и если все школьные годы Ворон под сигналы военной тревоги нырял под парты (так, панически боясь русских, готовили школьников на случай ядерной атаки), то теперь, когда на Соединенные Штаты просыпался десант русских невест, Ворон случай не упустил. Но как вести себя с женщинами вообще, а с русскими в частности, он понятия не имел. И поступал как Соломон: давал волю. Но нудил.

– Ты совершенно несносный! – отрубила Лорка и уехала. На его джипе. В город Де-Мойн, который она с тайной надеждой кокетливо переименовала в Где-Мой.

Ворон, глядя своему джипу вслед, только вздыхал. Ведь он-то думал: вот возьмёт в дом жену, она станет убирать-готовить, ребёночка в дом привнесёт… Дело в том, что взял Уоррен Лору именно потому, что писала она, как её жестоко обманул возлюбленный, оставив беременной. И фотографию прислала: стоит такая, как цапля, долговязая, мрачная, даже вроде как не в себе – уголки губ опущены, в глазах тоска беспросветная. И живот у неё…

«Возьму её себе, – благородно решил Ворон. – У меня, может, своих детей уже и не случится, а так – будет козликом скакать какой-нибудь белобрысый парнишка по дому. Женюсь. Не малайка же! Белая всё-таки». Быстренько, торопясь до Лоркиного приезда и родов, прикупил он в кредит домишко, мебель, детскую кроватку и пару машин, чтоб себе и ей. Айова – штат большой, но городишки крохотные, разбросаны друг от друга далеко и без машины никуда не добраться. А с одним его траком, по всем меркам уже старичком, далеко не уедешь. Вот и пришлось влезть в долги. Да ещё и Ларисе по пятьсот долларов посылал каждый месяц.

– А нет никакого ребёночка, – огорошила Лорка весело, когда, наконец, явилась к нему по визе. – Скинула. Упала и вот…– И она, схватилась за спину. – У нас там колдобина на колдобине. И света вечером нет. Шла и брякнулась в канализационный люк. Месяц в больнице отвалялась.

Пришлось смириться. Хотя странным показалось это Ворону: про больницу Лорка раньше словом не обмолвилась ни в письмах, ни по скайпу – всё, вроде, нормально шло… Не знал наивный айовец, что попал он, как кур в ощип, в Лоркину «ловушку для дурака».

Впрочем, русская жена так рьяно взялась за кастрюли и сковородки, что вороновы сомнения быстро улетучились.

– Вот, Бобошенька, видишь, как я экономно трачу твои денежки? – каждую неделю показывала она ему тетрадку с подклеенными чеками. – Даже чаевых не оставляю! Вот смотри: бананы –1.79, хлеб – 3 доллара, форель – 4.50, капуста брокколи…

Лоркин гортанный тембр его убаюкивал. И уже на третьей неделе брака Ворон перестал вслушиваться в отчёты – он уяснил: жена деньги попусту не мотает.

– Он меня достал, этот кукуцаполь! – жаловалась Лорка приятельнице Любе – изящной нэцкэ с глазами стрекозы. С ней они гудели по ночам. – Сиди и слушай его, как он меня любит. Остохренело! Вот у меня был прежний муж – костариканец, так тот молчал и целовался. Целовался и молчал. Представляешь, какой класс!

– Разве Уоррен у тебя не первый муж? – потягивая из соломинки коктейль «Лонг-Айленд», поднесённый хозяином за её волшебные глаза, удивлялась Люба. И Лорка торопилась нарушить эту несправедливость мужского внимания, доказывала изящной статуэтке свою грандиозную женскую состоятельность.

– Ворон – мой третий муж. До Ворона был костариканец, а до костариканца – Калашников, крутой бизнесмен. У него была своя яхта, он возил меня по Бабель-Мандельскому заливу. Колизей, Лувр, пирамиды всякие… Погиб он потом в Афгане…