Рай и ад. Книга четвертая. Рассказы перенесших клиническую смерть

— Да хватит причитать! Ну, что такое?

Я говорю:

— Бабулечки, ну разве я похож на какого-то ненормального? Я никакой не сектант, не псих, я только что был там, куда вам совсем скоро придется, не дай Бог, попасть. У вас возраст, вам под семьдесят лет. Прошу вас, молитесь, верьте в Бога, помните Его! Это очень важно.

Они меня, конечно же, немножко пооскорбляли, сказали:

— Ненормальный что ли? Давай, лежи спокойненько, а то и руку ампутируем.

В итоге пришли врачи и сообщили мне, что у меня рука была слишком долго перетянута, более двух часов. И все вены были перерезаны и ушли под кожу. То есть, сшить их было уже невозможно. Надо было делать пересадку вены. В деревенской больнице таких операций не делают, и мне сообщили, что только через три — четыре часа, если мы вызовем за деньги платного доктора из другой больницы, из крупного какого-то города, то приедет врач со своими помощниками, тогда, может быть, все будет хорошо.

И то они были уверены, что руку мне отрежут. Сказали, что операция эта будет стоить триста долларов. Я им говорю:

— Ребята, если честно, мне уже все равно, выживет ли моя рука или нет, мне все равно. Ну конечно, если есть такая возможность, вызывайте врача, пусть делает операцию. Но знайте, — блаженней жизни верующего нет ничего! Молитесь, любите Бога!

Но в этой больнице не оказалось ни одного верующего, неверное. Кроме одного человека, о котором я сейчас расскажу.

Через три часа приехал врач. Я уже около пяти часов лежал с перетянутыми венами, рука уже была абсолютно синяя. Иногда мне ослабляли вены, чтобы хоть немного пустить кровь. Но врачи были настроены очень скептически, и даже Марине сообщили, что девяносто девять процентов того, что руку ампутируют.

В общем, здесь я хочу сказать только о том, что Бог нас очень любит. Если Он вас оставляет на этой Земле, то, скорее всего, Он вам оставит и руки, и ноги.

Врачи, после того как мне сделали операцию, пришли утром ко мне в палату и сообщили, что девяносто девять процентов, что рука не приживется. Я им говорил, что если Господь оставил меня жить, то я уверен, что и руку Он мне тоже сохранит. Они, конечно, смотрели на это так… «никак».

Первые два дня у меня не прощупывался пульс, они все ждали, когда у меня начнется какая-нибудь необратимая реакция, чтобы ее можно было ампутировать. Но на третий день у меня зашевелился мизинец, и на сегодняшний день вся рука, Слава Богу, свободно функционирует.

Но на этом мои злоключения не закончились. Я был одержим дьяволом, он остался во мне. И он начал мучить меня. Мало того, что я не мог прочитать Библию, я не мог до нее даже дотронуться. Я попросил Марину принести мне Библию, но у меня не было желания ее читать. Она меня даже испугала. Меня испугала Библия и то состояние: «как так, почему?»

В общем, я не буду вдаваться в мелочи. Я не спал три дня. На третий день, это была суббота, вечером, я не сплю. И у меня в палате лежал дедушка. Он читал Библию. Ночью дедушка стал храпеть, и мне был очень неприятен этот храп. Я подошел к нему и говорю: «дедуль, ты извини, конечно, но я перейду в другую палату! Ты так храпишь, я не могу спать». Хотя вообще я на храп реагировал не слишком негативно, мне было все равно.

Но тут я вышел от этого дедушки (видать, он держал меня все эти три дня своей верой, потому что он верил в Бога, он читал Библию), и когда я только ушел от него в другую палату, я перелег, там никого не было, и во мне прозвучал дикий-дикий смех. Ужасный смех, зловещий. Все-таки фильмы ужасов откуда-то берут свои страхи, потому что то, что я там слышал, гораздо страшнее. Но это страшный смех.

Я встал и думаю: «пойду, погуляю по коридору, может, это пройдет». И я стал идти по коридору, и осознал, что из шести шагов всего два моих. И я ужаснулся тому, что не я иду. И я садился на корточки, вставал, пытался это состояние в себе побороть, но не мог. И я понял, что это одержимость. Это истинная одержимость. Та, которая убивает людей. И я смотрел на окно, и понимал, что все, он меня убьет. Если сейчас это состояние одержимости полностью возобладает надо мной, то он меня выкинет в окно, либо просто утопит в умывальнике.

А мне так не хотелось обратно! Я так не хотел умирать! И я взмолился: «Господи, что мне делать?!» Я начал молиться, пытался прочитать «Отче наш», а вместо этого произносил всякую несуразицу. Я не мог вообще произнести молитву. И я испугался, у меня волосы встали дыбом на голове. И я понял, что все.

Я прилег, но в том состоянии я так испугался этого явления. И я говорю ему: «давай найдем общий язык, как-нибудь договоримся?» Конечно, это был грех, но ужасное состояние, а он начал смеяться, и говорит: «ты утром сдохнешь!» И этот ужасный смех.

Я встал и думаю: «Господи-Боже, что делать?!» Это уже было четыре часа утра. Я пошел, разбудил дедушку, и говорю:

— Дедуль, прости пожалуйста, ты истинно, искренне веришь в Иисуса Христа?

Он говорит:

— Да, верю.

Нет, не в «Иисуса Христа» я сказал, «в Господа». А он ответил:

— Да, я верую в Иисуса Христа.

Я говорю:

— Помоги, умоляю! Во мне дьявол, помолись за меня, я умираю!