Рай и ад. Книга четвертая

Я был погружен уже в армейский санитарный грузовик и меня отвезли. Меня спрашивали о чем-то, но я не помню, что им отвечал. Врач сказала, что да-да, будет разговаривать, все нормально.

Оказывается, меня нашли в холодной реке, там достаточно холодная вода. Я был раздет, видимо, от того, что мне не хватало воздуха, пытался освободиться от одежды. И так как мы бежали с оружием, очень долго народ искал оружие. Нашли. Где-то рядом в реке валялось. То есть, я освобождался от того, что мешало мне дышать. Я еще удивляюсь, как я не захлебнулся, потому что лежал лицом в реку.

Когда меня доставили в санчасть, врач подошел, посмотрел, мне быстро взяли анализы, сказали: так, понятно, человек живой. Очень слабый еще, конечно, дайте ему вот это, и пусть он спит. Все. То есть никто ничего никому не сказал. Мне тем более никто ничего не говорил, потому что я вообще плохо слышал, в этой пелене находился.

Причем это была действительно такая пелена, которую я не могу связать со спазмом сосудов. У меня ничего не кололо в конечностях. Обычно, когда какие-то спазмы сосудов, конечности колоть начинают, давление падает и так далее. Давление-то у меня было нормальное.

Нормально себя ощущать стал я через двадцать восемь часов. После этого укола я проспал двадцать три часа.

У меня не было никакой паники в силу того, что меня вообще не тревожило ничего, абсолютно. У меня было такое впечатление, что я просто-напросто проснулся после того, как очень сильно устал. Вот бывает такое: ты просыпаешься и тебе все равно. Вроде бы ты выспался, но ни на что не реагируешь, просто тупо на все смотришь. Отвечаешь на какие-то элементарные вопросы. Те, что посложнее, я говорил: «не, ребята, подождите, не сейчас». Собственно говоря, весь набор моих фраз был такой первую неделю.

Из санчасти меня отпустили где-то на четвертый день, а командир роты сказал: «по-моему, тебе надо обратно идти, потому что ты просто как овощ ходишь».

Я точно помню, что у меня улучшилось зрение. Вот в кино и на телевидении есть такие понятия как «плоская картинка» и «глубокая картинка». Грубо говоря, когда вы смотрите телевизор, у вас картинка достаточно плоская, но, когда вы смотрите кино, вы видите там задний план, передний план, на котором герои, и так далее.

Вот у меня зрение стало лучше. Вот это я помню точно, потому что такого хорошего зрения у меня не было. И я стал лучше слышать (смеется). Я глухим не был, но слух стал гораздо острее.

Я ни о чем не думал и не философствовал, вообще. Мне не до этого было в принципе. Я читал, пытался как-то вспомнить все это. И я стал себя чувствовать гораздо комфортнее. То есть, видимо, я освободился от того, что меня в чем-то сдерживало.

Могу сказать так, что в принципе, такой безбашенности у меня никогда не было. Здесь, как бы, порог страха, он ушел вообще куда-то за горизонт. Я и сейчас, собственно, в таком состоянии пребываю, меня редко чем можно испугать. И я берусь за достаточно серьезные, рискованные в какой-то мере, проекты. Бывает такое.

Мне тут товарищ сказал: «у тебя все хорошо получается, но у тебя нет компаса. Ты свои действия должен проверять так или иначе на то, правильно ли ты действуешь, правильно ли ты в пространстве сориентирован или нет».

Допустим, мой последний поход в Гималаи. Это были пакистанские Гималаи, куда мы только добирались три дня. На нас ни разу не упал камень во время маленького землетрясения. Я один раз сорвался с узкой и скользкой тропинки. Там хоть и была обыкновенная страховочная веревка, которую пакистанцы просто держали, я вообще не испугался. Я просто висел на одной руке, подтянулся, мне начали помогать, причем это было уже темно, ночь.

Мне потом показали с утра, над чем я висел, я сказал: «пф, фигня какая! Я бы, наверное, зацепился бы там, на ноги бы встал». Примерно вот так. То есть, вот этим меня не испугать, абсолютно.

Спали мы в палатках при минус тридцати двух. Я спал просто в палатке, просто в спальном мешке и сушил под собой носильные вещи. То есть, я спал абсолютно раздетым. И в минус двадцать девять ты просыпаешься, открываешь его, одеваешься и выходишь.

Я думаю, что во мне есть какая-то энергия…как и в любом человеке есть какая-то энергия, которая так или иначе выражается в достигнутых им результатах, манере поведения, общения, в чем-то еще. И индикатор качества этой энергии или там степень заряженностью ею определяется тем, чего человек боится.

Кошмары мне давно не снятся. Единственное, где я могу получить какое-то предчувствие или опасаться чего-то, это во сне. И вот этот этап сна – поверхностный сон, это называется «состояние солнечного веретена», когда ты уже как бы погрузился в сон, но все слышишь, абсолютно все, и вот тут от этого слуха мозг начинает рисовать тебе картинки.

Что вокруг тебя кто-то ходит, что тебе пытается кто-то под одеяло залезть, и так далее. И вот тут приходит какая-то штука, которая начинает тебе рисовать предчувствия.