На одном мытарстве тот человек, который был за плохое, начал от радости прыгать, что плохого больше. У них обоих были обычные человеческие лица, не страшные какие-то. И он начал довольный-довольный прыгать. Скачет, радуется, а я думаю: «ну все, мне, наверное, конец!»
А тот, который был за хорошее, говорит ему: «она исповедовалась!» И когда он это сказал, тот, который прыгал и радовался, остановился и присел. А женщины, которые меня привели, взяли меня под руки и вывели на улицу.
Мы прогулялись там. Эти женщины мне показывали, как там хорошо и красиво. Потом они завели меня в какое-то строение и там как на кинопленке стала прокручиваться моя жизнь. И эту жизнь вместе со мною смотрели мои умершие родственники и знакомые. Они стояли по прямой со мной и сзади меня.
И все они меня укоряли, почему я их не вспоминаю на этом свете. «Ты меня не вспоминала!», «ты меня не вспоминала!», и я смотрю свою жизнь, как она прокручивается, и слышу эти их голоса. Мне и жалко их было, и очень стыдно.
Мне было стыдно, что я их не вспоминала, стыдно было за все мои грехи, которые я видела, как ленте прокручиваются. И я поняла, что нашим умершим родственникам очень нужно, чтобы их вспоминали на Земле. Чтобы ходили в церковь, чтобы записки за них подавали, свечки ставили. Чтобы вспоминали и не забывали их. Им там от этого лучше. И независимо от того, сколько лет назад умер этот человек. Для них это важно, они этого очень ждут.
И еще я там поняла, что умершего можно вымолить, если он за свои грехи находится в страшном месте. Его на Земле можно вымолить. А он за свои грехи там страдает.
И эта кинопленка начала откручиваться от моей смерти и до того, как я своей подружке в семилетнем возрасте разбила коляской голову. И вот этот грех мне тоже был вменен. Когда эта пленка закончилась, я увидела, что хорошего в моей жизни было больше, а плохого меньше.
И тут Голос сверху (он был как гром, высоко-высоко откуда-то сверху), властный Голос, сказал: «ей еще рано!» После этого ко мне подошли те две сопровождавшие меня женщины, взяли меня под руки и начали меня оттуда уводить.
Но мне так не хотелось уходить! Я дышала там, душа парила. Я не могу объяснить словами те чувства, которые я там испытывала. Там все чувства более обостренные, я бы так сказала.
Я упиралась и говорила, что не хочу назад, а одна женщина мне говорит: «тебе еще рано!» И все, я оттуда ушла.
В себя я пришла только на третьи сутки. Когда я очнулась, около меня сидел доктор-анестезиолог. Он трогал меня за щеки. Когда я открыла глаза, он начал со мной разговаривать. Он интересовался как меня зовут, вел такую беседу со мной.
Потом он у меня спрашивает:
— А почему ты меня не спрашиваешь, кто родился?
А я ему отвечаю:
— Я знаю, мальчик родился, три восемьсот.
Я решила, что не буду ему говорить, что я все видела. Он говорит:
— Откуда вы это знаете?
Я говорю:
— Я это слышала.
— А как вы слышали?
Я ему ничего не могла сказать, потому что сама не знала, что со мной произошло. Сама не дойдя до истины, я никому чужому не могла этого рассказать.
Прошло 10 лет и женщина одна с работы принесла брошюрку. Она давала ее всем читать. Я тоже взяла эту брошюрку. И когда я стала ее читать, то обрадовалась, потому что то, о чем в ней рассказывалось, было и со мной. И я поняла, что побывала на том свете, что это была моя смерть».
Рассказ семнадцатый (шестидесятый с начала серии)
Эверт, 77 лет
(ФРГ, г. Франкфурт-на-Майне)
Анна, жена Эверта: «Мой муж пережил пять инфарктов. Последний привел его к состоянию клинической смерти. Он устал от жизни и так стремился попасть обратно на тот свет, что неоднократно совершал попытки самоубийства. Он постоянно ложится на левый бок, там, где сердце. А оно у него больное. Я не раз его за этим заставала. Когда я вижу, что мой муж лежит не на том боку, лишь бы умереть, я встаю на колени и умоляю его перевернуться. Он страшно упрямый и не хочет меня слушать».
Эверт: «Я был под потолком, парил над своим телом. Я перелетел через него и стал подниматься к самой крыше. Тогда я понятия не имел, что это была крыша больницы. И вот я оказался над ней. Я видел все, что происходило в здании больницы. Я видел врачей и сестер, стоящих у моей койки. И вдруг все стало очень быстро уменьшаться».
Эверт: «Это чувства тех, кого я когда-то оставил. Странная штука приключилась тогда. Люди, о которых я все время думал, пришли навестить меня в больнице. Я это чувствовал».