Рай и ад. Книга третья. Рассказы перенесших клиническую смерть

Повели дальше. Смотрю: женщина сидит на коленях и наполняется какой-то жидкостью… она пухнет-пухнет-пухнет, и вдруг, изо рта жидкость черная. Как потекла жидкость черная. Она течет, течет, течет, рвота такая. Кончилась, она немножко отдохнула, потом опять набухает. «Да что такое? — говорю, — почему она больная сильно?» А они говорят: «так ведь она клеветница. Анонимщица, клеветница. Вот теперь она за это страдает».

Следующая комната уже … не комната — каменный склеп такой. Я смотрю, и не пойму: то ли обезьяны, то ли люди. Я говорю: «а это что?» Полусогнутые, и вот такая жажда. Жажда человека мучает. «Пить! Пить!» — как доносится. Жажда какая-то мучает. Я говорю: «это что?» Они говорят: «это люди». Я говорю: «да они на людей-то не похожи». Они говорят: «это пьяницы, алкоголики, которые пропили свою честь, совесть, которые потеряли достоинство человеческое. Вот они находятся здесь».

А я иду, как обреченная, как говорится. И вдруг, с правой стороны, с восточной стороны, вижу здание, зеленое такое. Как опустилось такое. Прикрыто как облаками, непонятно, чем. И как кусок двери, как железо, металлическое открывается этот проем. Я смотрю — женщины. Чистенькие. Впервые за все время вижу чистенькие две женщины, две головки. Одна из них… такой платочек… теперь я понимаю, что это монашеское одеяние. Тогда я этого не понимала. И чистая постель. Они там застилают чистенькую постель.

Смотрю — в углублении бараки: один, второй… двери, двери, двери. Знаете, как в колхозах, совхозах были раньше свинарники, такие неухоженные… И первая дверь была открыта. Людей… вот мы говорим девять квадратных метров нам тесно, а там человек на человеке. Стоят уставшие. Не лечь, ничего. Я как посмотрела — они как селедка, столько их много… И в это время раздается с этого, как бы каменного, свода (показывает вверх) гром. Такой голос, как Левитан говорил. И вот, он читает монотонно какую-то молитву. Я раньше, когда маленькой девочкой была, мама водила в Храм. И вот, читает он такую молитву и называет имя.

Все подземелье трясется от этого голоса. Просто, знаете, я даже на колени упала. У меня какие-то чувства появились, слезы градом полились. Я встала на колени, и обратилась всем своим существом к этому голосу. Что за голос? Этот голос, оказывается, вымолил. Эту выпрошенную. Названо было имя. Они мне объясняют: «это вымоленная. То есть, если в роду появится молитвенник, она спасена, вымолили ее».

Спасение есть. Я поняла, что спасение есть. Если в поколении молитвенник появится, неважно, в каком, он вымолит. Не могу объяснить, как открылась скальная завеса, но, вы знаете, нам показывают извержение вулканов… Этот вулкан, он там проходит… Температура, я была далеко от них, и я смотрю, думаю: «что там такое?» Рыбы столько варится в этом вулкане?» Река огненная такая.

И они появятся сверху, вдохнут воздуха, и опять в этот огненный жар. Я была далеко и мне печет, жарко… Я дальше уже не могу идти, потому что мне жарко. Рот закрываю, лицо. А они мне объясняют: «здесь и колдуны, здесь ворожеи, здесь ведьмы — все, кто спокойно не жил на Земле, кто привораживал». За такую короткую жизнь она отняла жизнь у нормального человека, для того чтобы приворожить себе на короткую земную жизнь… Вот теперь вечность будет здесь вариться Убийцы, стяжатели. Я взмолилась: «Господи, да я ж уверовала уже!» Только бы меня здесь не оставили. Я уже мысленно обращаюсь к своим спутникам: «только бы меня тут не забыли! Только бы я не заслужила этого пекла».

И вдруг, прямо над самой землей огромный ангар. В Североморске самолеты ставят, вот такой ангар… И цифра: «91». Огромная цифра. Это ж был восемьдесят второй год, а тут стоит «девяносто один» цифра. И, значит, в этот ангар они меня вводят. Думаю: «что ж я здесь еще увижу?» Уже боялась.

Вводят они меня, и вдруг, как сигара… сигарообразный предмет вылетает такой. И у него внизу открывается люк. Из этого люка падает… типа собаки. А людей… тьма людей! Такие люди, одетые, ну как, одежды всякие… И они подходят, и рукой гладят шерсть. Погладить собаку. А я чувствую — запах от этой собаки нехороший. Сероводородом пахнет. Пытаюсь им это сказать. Я чувствую, что собака это чувствует. А у меня, как будто, и сзади есть глаза. Вот так, душа, она там все видит. Вот так вот поднимается, поднимается, поднимается — достигла огромных размеров, и как на толпу гаркнет! Клыки огромные, пасть, и все в крови. Толпу парализовало. Что там дальше было, я не знаю уже. Я уходила с ними.