Рай и ад. Книга третья. Рассказы перенесших клиническую смерть

И я огляделась, где ж это я нахожусь. Каменистый грунт. Весь грунт каменистый. Как асфальтированное, такое. Никого нет, ничего. Потом, вдруг, смотрю, с левой стороны высокий мужчина стоит. Я обрадовалась: человек! Мужчина, высокий такой. Я к нему, с такой радостью, говорю: «мужчина! Где ж я нахожусь?»

Когда смотрю на него, и вижу взор его… глаза страшные, глаза зверя! Леденящий ужас объял меня, душу мою. Как мы говорим: «душа леденеет» — вот такое. Душа заледенела. Я поняла, что мне от этого мужчины ничего хорошего ждать не приходится. И первая моя реакция была — повернулась я. Резко повернулась, и убегать от него, в сторону. Я бегу, и думаю: «ну куда там я от него убегу?» Я сама чувствовала… И вдруг, я почувствовала какое-то облегчение, что он меня не хватает. Он же должен был меня уже схватить.

Между нами появился другой мужчина. Я его не вижу, но чувствую, что красивый. Ну, раз спасатель, спасает меня. И он зигзагами бегает. Он не отталкивает того мужчину, не вступает с ним ни в борьбу, ни во что, нет. Он защищает меня зигзагами. То есть, когда тот хотел меня схватить, он встает между нами. Встает, и тот не может меня схватить.

И вот так мы бежим, а я думаю: «да сколько ж я буду бежать? Когда же это кончится?» И вдруг, невидимый барьер. С правой стороны, такой, невидимый барьер. Я спотыкаюсь об этот барьер, стеклянный, считай, там ничего нет, и падаю. И вдруг, из меня опять что-то выходит. Говорят, дух и душа…

Этот спаситель перепрыгивает эту черту, а тот останавливается за несколько метров в стороне, и не может ее переступить. И на меня даже ноль внимания, как будто, это такое, я не знаю, что — я лежу уже. И ноль внимания, безразлично так на меня посмотрел, и в сторону пошел. Слышу голос такой… А я еще обиделась на этого спасителя, думаю: «как нечестно с его стороны! Бросил меня беззащитную. Сейчас он что хочешь со мной сделает». Я так подумала. Вдруг, слышу голос его, спасителя этого: «что, маленькая, хорошенькая? А тебе не досталось?» Я думаю: «да что он — маленькая, хорошенькая, тот так бежал, а он спас…».

Чувствую, что по правую и по левую сторону находятся двое мужчин. Я их не вижу, я чувствую, что они находятся. Они меня ведут. Вот, как, знаете, как заключенную. Подводят к скале. Огромная скала. С правой стороны скала, отвес такой немножечко, выбоина такая… И говорит: «смотрите туда». А там пропасть. Я так заглянула, и закрыла рот ладошками. Воняет. Запах такой, что не передать. Отпрянула. Миллионы людей. Куча людей. Я отчетливо видела это дно. Глубочайшее. Но у меня в сознании сразу возник вопрос: «как их спасти?» Я говорю им: «у вас есть веревки или канаты?» Потому что веревка не поможет, потому что невозможно, такая глубина. «Канаты у вас какие-нибудь есть или проволока? Как их спасти? Как они туда попали?»

Они говорят: «смотри, смотри». Я опять смотрю: вы знаете, и мужчины, и женщины, и, наверное, все национальности, цвета кожи. И знаете, они испражняются садятся. На глазах друг у друга. И садятся в свои испражнения. Стоит невыносимая вонь, плевки, до самого верха нехорошие эти осадки… В общем, как они мне сказали: «колодец отходов».

Я смотрю — черви, просвеченные насквозь, наполненные, как бы, кровью, аж румяные. Эти черви проходят сквозь тела, и вот они их отрывают с такой силой и друг другу перебрасывают. Черви эти входят в каждого. Они вот понимаете, как по очереди заходят. И вот эти мучения… они испытывают мучения. Потому что, представьте, наши чувства, я вот отвлекусь немножечко. Наше уважение там, наша любовь, наше восхищение, наша радость… я страдала там за них. Мне было их жаль. Я говорю: «как их вытащить?» Я думаю: «почему они так безразлично относятся? Там же люди живые!»

А они говорят: «это человеческие пороки». А я снова не понимала. Я говорю: «как это, пороки?» Они говорят: «это мужеложники, скотоложники, извращенцы. Прикосновение этих людей, — они даже сказали, — приносят страдания другим людям. Поэтому, — говорит, — вы не жалейте их. Они получили то, что они заслужили».

Спускаемся ниже, заходим в барак, П-образный. И немножко дверь открыта. Смотрю — весь двор оплеван. В плевках. И дым. И смотрю: женщины выходят, такие все измученные, и кашляют, и мужчины. Кашель, надрывный кашель. И они мне объясняют: «это прокуренные бараки. Но вы можете не входить. Вы к этому отношения не имеете».

С обратной стороны меня вывели, смотрю — детки. Прямо у меня под ногами. Там ручеек еще проходит, как ручеек, канавка. И они тут сидят, играются. Две женщины ко мне спиной, ничего мне не говорят. Я говорю: «как эти детки здесь очутились? Почему они здесь?» «Это нерожденные детки», — говорят. Я говорю: «как это нерожденные детки?» Мне говорят: «это жертвы аборта». Они говорят: «и твое здесь». Я похолодела. Я говорю: «а что, я за них буду отвечать?» Они молчат. И я уже больше… все, я поняла. В этот момент я поняла, что я сейчас получу наказание.