Рай и ад. Великая сага. Книга 3

В первом томе «Севера и Юга», посвященном довоенному периоду, я старался пролить свет на медленное, но неумолимое зарождение конфликта, а также на сложные причины, его побудившие. «Любовь и война» описывает долгие четыре года войны, которые навсегда оставили свой след, если не сказать шрамы на нашем национальном самосознании и привлекли внимание всего мира. И до сегодняшнего дня эта война каким-то непостижимым образом влияет на миллионы людей. Это было редкое, даже уникальное сочетание старого и нового, безжалостных страданий и восторженного идеализма. «Война – это ад» – так коротко и емко сказал о страданиях Билли Шерман. Идеалистическую же составляющую хорошо описал в 1884 году бывший капитан Двадцатого Массачусетского полка Оливер Уэнделл Холмс. Вспоминая свой военный опыт, он сказал: «Нам невероятно посчастливилось, что наших юных сердец коснулся огонь войны. Благодаря ему мы в самом начале своего пути узнали, как сложна и прекрасна жизнь».

За четыре года войны наша страна бесповоротно изменилась. Упомяну вскользь, что, как ни странно, никто так и не понял моей метафоры для этих изменений во второй части трилогии. Это лошади. Образы лошадей постоянно появляются в романе. Самый первый возникает сразу после пролога – это табун прекрасных черных скакунов, который мчится по залитому солнцем лугу. А последний – это стервятники, пирующие на останках черной лошади, лежащей рядом с железной дорогой. Наверное, авторы все-таки зря тратят время, придумывая различные литературные приемы.

В книге «Рай и ад» я перенес внимание в сторону Запада, потому что того требовал ход исторических событий. В то же время я хотел более подробно остановиться на уже окрепшем в то время движении за гражданские права, называемом обычно радикальной реконструкцией Юга, которая сначала победила, а потом завершилась в годы, последовавшие сразу за Гражданской войной. Бо́льшая часть историков называют 1876 год концом реконструкции, совпавшим с «освобождением», то есть приходом к власти демократического белого правительства Южной Каролины, последнего из южных штатов, которые должны были быть «освобождены» в ходе «Плана дробовика», ранее примененного в Миссисипи. В штате, где когда-то все началось с доктрины Джона Кэлхуна о нуллификации, все и закончилось.

Я не оспариваю определение 1876 года как конечной точки. Но когда я читал исторические исследования, то начал понимать, что огромная волна радикального идеализма и оппортунизма вздымалась уже за восемь лет до этого и вновь отступила после неудачного импичмента президента Джонсона и общего непринятия северянами радикальной программы республиканцев. Это стало очевидным на выборах 1868 года, когда, как указано в книге, республиканское большинство резко сократилось и несколько якобы свободных от предрассудков штатов Севера отказались проводить референдумы по вопросу предоставления избирательных прав черным – то, что Тад Стивенс и его сторонники в Вашингтоне силой навязывали на Юге.

В 1860-х мы как нация были просто не готовы к демократии без ограничений. Когда Эндрю Джонсон во время своего знаменитого вояжа по кругу говорил слушателям в Кливленде о том, что сначала нужно очистить правительство Огайо, а уж потом нападать на Юг, его освистали. Даже многие признанные республиканцы Севера – литературно образованные люди вроде бывшего чиновника Бюро по делам освобожденных Джона Уильяма де Фореста или журналиста Уайтлоу Райда – не смогли удержаться от снисходительности по отношению к «черненьким» в своих произведениях, полных расовых стереотипов. Вот лишь пара примеров из творений Райда: «Кто бы не восхитился глубокими воловьими глазами негра-южанина?» или «Их белоснежные зубы привели бы в отчаяние любого дантиста». Несмотря на Линкольна и радикалов, несмотря на поправки к Конституции, белая Америка и после войны осталась расистской. Общество отторгло новый порядок, на короткое время внедренный кучкой мечтателей.

История реконструкции продолжается и в современной Америке. В январе этого года, когда я вносил на компьютере последние правки в текст книги, в Джорджии, в округе Форсайт, вспыхнули расовые беспорядки. Мирному шествию стала угрожать белая толпа – просто потому, что в нем участвовали чернокожие. Иногда уроки истории весьма печальны, но мы не учимся на прошлом, а снова и снова повторяем все те же ошибки.

Когда я писал о реконструкции, то не собирался игнорировать и другую группу, игравшую в романе важнейшую роль. Я имею в виду коренных жителей этой страны – американских индейцев. За время описанного здесь периода их окончательно изгнали с собственных земель и лишили любой возможности участвовать в политических процессах с помощью того, что мы сейчас называем геноцидом. Хотя индейцы не главная этническая тема романа «Рай и ад», я все же не хочу, чтобы создалось впечатление, будто я считаю это событие несущественным. Это была настоящая трагедия, и мне бы хотелось осветить ее более подробно в какой-нибудь другой книге.