Кура-маро-тини спокойно и самоуверенно спела свою песню до конца – или она уже видела восхищение в глазах своих слушателей? По крайней мере певцы на сцене, а танцоры за сценой не могли сдержаться, когда Кура закончила, и больше всех маленькая меццо-сопрано, которая, наверное, увидела в ней конец своим мучениям, и Родерик Барристер. Эта девушка была просто мечтой – сказочно красивой, с ангельским голосом, который поразил его!
– Мне нужен ангажемент, – выдержав паузу, сказала Кура. – А вам, судя по всему, нужно меццо-сопрано. Вероятно, мы сможем договориться, не так ли?
Она двусмысленно облизнула губы, держась при этом по-королевски. Ее руки играли с воображаемыми кастаньетами; она подготовилась к своей роли Кармен. И она обведет этого импресарио вокруг пальца так же, как цыганка своего Дона Хосе.
Глава 11
Мысль о том, чтобы ни в коем случае не забеременеть, полностью завладела Илейн. Иногда ей казалось, что это стало идеей фикс, потому что, если как следует подумать, беременность могла укрепить положение молодой женщины в доме Сайдблоссомов. По крайней мере Джон не считал необходимым докучать ночными визитами беременной женщине. Вместо этого он все чаще уходил из дома, и чем сильнее округлялся живот Зои, тем меньше надоедал своим присутствием и супруге, и остальным домашним. Его «дела» часто приводили его в Ванаку, иногда в Данидин или даже в Крайстчерч. Кроме того, он неотрывно следил взглядом за Эмере и время от времени по-хозяйски прикасался к ней. После чего женщина-маори бросала на него взгляды, полные плохо скрываемой ненависти, но Илейн предполагала, что ночью она приходила к нему. Когда она сама не спала, то часто слышала звуки в коридорах, призрачные шорохи, как будто кто-то с трудом выбирался из дома. При этом Эмере обычно двигалась очень плавно, величаво, покачивая бедрами, но в дни, следовавшие за такими ночами, она казалась заметно напряженной. А потом Эмере играла на
Однако спокойствие Илейн длилось недолго. В конце концов она стала следующей женщиной, на которую стал бросать сладострастные взгляды Джон. Временами он, проходя мимо, касался ее бедер или даже груди и при этом делал вид, будто вынимает листок или травинку из ее волос. Все это вызывало у Илейн отвращение, и она старалась избегать этих прикосновений, насколько это было возможно. Когда Томас замечал похотливые взгляды отца, он злобно смотрел на него, а потом отыгрывался на Илейн. Томас считал, что она поощряет практически каждого мужчину, с которым видится, а теперь вот принялась за его отца, что, конечно же, он воспринимал как верх наглости. Илейн могла оправдываться бесконечно – все было впустую. Томас был болезненно ревнив. Из-за этого Илейн становилась все более нервной и ожесточенной. Она никогда не привыкнет к его приступам ревности и ночным визитам! Ей никогда не примириться с мыслью о пытках, которые ей приходится терпеть! Подобное никогда и ни при каких условиях не считалось нормальным браком, но молодая женщина не могла найти способ, чтобы прекратить это. Даже если она старалась вести себя как можно незаметнее и не давать Томасу поводов для ссор, за которые он мог бы ее «наказать», все равно безболезненно не становилось никогда.