Рай-отдел

Нет, парадная дверь была наглухо заколоченной — гвозди вышли насквозь и загнулись. И булочная оставалась на месте: оттуда пахнуло свежей сдобой, да так, что аж слюни потекли. Керст геройски сдержал обжорный инстинкт, убедился, на месте ли угловая пивная — никуда не делась, даже выглядела посвежее, чем в старой памяти. Закрыта еще. Ну и ладно — с этой стороны бандитский «жэк» вряд ли посягнет на вторжение.

Игорь прошел в подворотню. Цвет замерзших луж — не очень чистых — неожиданно успокоил. Гадят люди по-прежнему, стало быть, существует в миропорядке определенная стабильность.

В подворотне стабильность намечалась, а во дворе опять увело гостя в незнакомые годы. Одноэтажный «флигель», больше смахивающий на барак, еще вполне помнился, но царящее вокруг него шанхайское разнообразие штакетников-палисадников, сарайчиков, навесов и полунавесов — этого в памяти не осталось. Видимо, уже ликвидировали это безобразие к году въезда в дом маленького Игорька. «Непрерывно молодеет и хорошеет наша столица», хм… А вот ясень, что у навеса, на своем месте. Памятное дерево — как-то соскакивал мелкий уже туземец-Игорь с него, неудачно мазнул запястьем по стволу, а там рейка была приколочена. Ну, от самой рейки мало что на тот момент оставалось, а гвозди вполне себе торчали. Зацепился о ржавое острие, потом сидел под деревом, с ужасом смотрел, как глубокая лунка на руке кровью заполняется. Крепко текло. Боли особой не ощущал, но мысли раздирали сплошь панические — «все, вену порвал-порезал, теперь кровью изойду». Обошлось, но метка на руке осталась…

Засадный керст зачем-то поддернул рукав бушлата, поглазел на голубоватый треугольник шрама. Все на месте, и шрам, и коварное дерево, и планки — недавно их приколотили, кто-то из шпаны здесь хозяйствует. Соорудили трапик на крышу сарайчика, да и повыше по стволу забраться можно — летом среди ветвей малолетнему хулиганью самое место.

Игорь окинул взглядом пустынный двор: сугробы, пьяновато покосившийся, оплывший снеговик с толстым носом-сучком, под жесткой снеговой периной горб единственной «легковухи» — не иначе, еще трофейное немецкое чудо доживает свои последние годы. Керст сделал несколько шагов по неподатливому насту, потрогал нижние ступеньки трапика — вполне надежно. Ну и ладно, теперь план операции наметился, только околеешь его в жизнь претворять.

По внутреннему ощущению, время до визита «жэковых» еще имелось. Надо бы походить вокруг, оценить текущие изменения на местности, да и вообще разогнать хладную керстовскую кровь. И в собственный подъезд пора заглянуть. Он крайний, вполне могут туда и нагрянуть. Э, да что говорить: туда и пойдут, к тому все и клонится, прав начоперот.

Подъезд был рядом, но Игорь упорно не мог на него взглянуть. Обстучал снег с ботинок, поглядел в соседний двор — тот почти стерся из памяти, а ведь прилично там люди жили, комфортно, да и дворник у них был явно получше.

Вздохнув, керст вышел через арку на улицу, зашел в булочную, взял «калорийную» и «городскую». Булки благоухали оглушительно, а вот «песочных по 12 копеек» в ассортименте не оказалось, видимо, еще не освоил отечественный пищепром следующую ступеньку кондитерского совершенствования. Немного странно было впереться в булошную с карабином — раньше продавщица заполошено вопила, если пацаны с хоккейными клюшками или самострелами заскакивали. А сейчас ничего, есть в спецдолжности и свои плюсы.

Жуя булку, Игорь проинспектировал ступеньки пивной и тротуар с лицевой стороны 2-го Бабьегородского и вернулся во двор с другой стороны. От булки «и вообще» полегчало — глядел издали на дверь своего подъезда, потерянное прошлое отступило. Осталось непростое, но понятное настоящее.

— И это правильно, товарищи! — пробормотал керст, и, дожевывая мякоть «городской», пошел к подъезду.

Взвизгнула пружина на двери…

…Как и не уходил. Из подвала тянет горячей сыростью, вдоль стены раскаленные чугунные батареи, дальше висят почтовые ящики. Взмывает вверх первый, необычайно крутой и неудобный, пролет лестницы. Бабушка неизменно ужасалась этой крутизне, ей уже тогда взбираться по неудобным ступенькам было трудно.

Полуживой возвращенец машинально пропихнул мизинец в отверстие почтового ящика, пытаясь нащупать «Вечерку». Ага, и мизинец чуть не застрял, да и вообще рановато для вечерней газеты…

Он поднялся на третий этаж… За дверьми угадывалась жизнь: пиликало радио, пахло куриным бульоном и почему-то канифолью. А за «своей» дверью было тихо. На работе, наверное, все. Керст хмыкнул: соседей-то он знал, а вот кто в «совсем-совсем своей» комнатушке на текущую день-смену обитает, и понятия не имел. Мама обмен оформляла заранее, а когда сына привезла, тут уже знакомая мебель по местам теснилась, на всех старательно выдраенных роскошных двенадцати «квадратах»…

Ладно. Тогда тебя привезли, а сейчас сам пришел. По делу.