Рай. Потерянный рай. Возвращенный рай

«Великие монархи и князья,
Которые звались сынами Неба
И сделались владыками в аду,
Вернее же –  властители стихий:
Земли, воды и воздуха с огнем!
Здесь царствовать могли мы без помехи,
Но грозный враг войною беспощадной
Восстал на нас, и угрожает
Он Изгнанием в пучину преисподней.
Собранием уполномочен вашим,
Его найдя, пытался искушать я,
Но победить Его не так легко,
Как привести к падению Адама,
Который пал, женою соблазнен.
Тот человек (быть может, Божество,
Хотя рожден от смертной) превосходит
Его во всем, от Неба наделен
Божественно высоким совершенством,
Безмерно благ и духом всеобъемлющ,
Готовится к великим Он делам;
А потому уверенность в успехе
Питать нельзя, о чем предупреждаю
Заране вас; так будьте ж наготове
Мне помогать советом и делами,
Иль побежден я буду, полагавший,
Что равного не знаю я себе».
Так древний змей в сомненье говорил,
И все его уверить поспешили,
Что помогать они ему готовы.
Тут поднялся развратнейший из духов,
Тот Велиал, который Асмодею
Не уступал в постыдном сластолюбье,
И молвил он: «Пусть на пути Своем
Увидит Он прекраснейших из жен,
Которые богинь напоминают.
Во всех краях найдется их немало;
Постигшие любовное искусство,
Пленив сердца волшебными речами,
Они в сетях влекут их за собой.
Подобные создания способны
Суровый нрав победно укротить;
Согнав с чела угрюмого морщины,
Обольщены желаньем легковерным,
Обмануты надеждой сладострастной,
И мужественно твердые сердца
Доверчиво им предаются в рабство.
Так твердое железо привлекает
К себе магнит. Не прелестью ли женской
Был Соломон премудрый ослеплен,
Которого заставили рабыни
Соорудить кумирни их богам?»

И возразил поспешно Сатана:
«Ты, Велиал, прикладываешь меру
Ко всем свою, и только потому,
Что в древности безумствовал по женам,
Ты думаешь, что чарам красоты
Противиться никто не в состоянье?
Нам ведомо, как ты вблизи чертогов,
В полях, в лесах, у мшистых берегов
Подстерегал прославленных красавиц;
Каллистою, Клименой, Антиопой,
Сирингою, Семелою и Дафной
Звались они, –  и подвиги свои
Приписывал языческим богам,
Которых все под именами чтили
Юпитера, Нептуна, Аполлона,
Сатира, Фавна, Пана иль Сильвана.
Но многие победы презирают
Подобные! Припомни лишь вождя
Пеллейского, а также Сципиона,
Что отослал назад иберианку
Прекрасную. На высоте богатства
И почестей для наслажденья только
Жил Соломон, а потому соблазну
Доступен был. Но Тот, Кого стремимся
Мы обольстить, мудрее Соломона,
И если бы нашлась жена такая,
Подобная богине красоты,
Чтоб на нее Он бросить удостоил
Мгновенный взор, –  Божественного взгляда
Величие, ее обезоружив,
Повергло бы в благоговейный трепет.
Ведь красота себе порабощает
Лишь слабые, ничтожные умы,
Для сильных же –  она игрушкой служит.
Нет, к более возвышенным предметам
Прибегнуть нам для искушенья надо,
Искусственно облекши их личиной
Достоинства и чести. Разбивались
Об эту мель великие пловцы.
Иль просто мы воспользуемся ныне
Потребностью земной Его природы.
Он голодом томится, и для пищи
Нет ничего в пустыне дикой.
И так к Нему я снова приступлю».

Окончил он, и крики одобренья
Послышались. Отборный легион
Берет с собой коварный Сатана,
И каждому из духов он внушает,
Как действовать и поступать должно.
В пустыню он бесплодную спешит,
Где Иисус, сорокадневный пост
Перенеся, взалкал еще впервые
И размышлял с Собою: «Где конец?
Я сорок дней без пищи здесь скитаюсь,
Но голода не чувствовал досель,
А потому заслугой не считаю
Я этот пост и также не могу
Его к Своим причислить испытаньям.
Но вот теперь впервые я взалкал
И голода мучений не страшусь,
О них едва Я помышляю даже;
Я думами питаюсь, от которых
Еще сильней алкаю Я исполнить
То, что Отец повелевает Мне».

Был час ночной, и Божий Сын возлег
В тени ветвей. Привиделись Ему
Заманчивые яства и напитки,
И вороны, питавшие Илью,
С которым Он делил его трапезу.
Так ночь прошла, и жаворонок ранний,
Предвестник дня, гнездо свое покинул;
Взвивался высоко в небесах,
Он песнею приветствовал зарю.
И с легкостью такою же восстал
Спаситель наш от ложа Своего;
Увидел Он, что все Его виденья
Лишь были сном, и голода терзанья
По-прежнему Он чувствует жестоко.
Он поднялся на высоту холма,
Дабы взглянуть, не видно ли овчарни
Иль хижины какой-нибудь вдали?
Но перед Ним чарующая роща
Раскинулась, и, отдыха ища
В тени ее, вступил туда Спаситель.
В пути Ему попался человек,
В богатые одежды облеченный,
И Господу красноречиво молвил:

«Вернулся я, Тебе служить готовый.
Дивит меня, что тягостным лишеньям
Подверженный, испытывая голод,
Сын Божий здесь так долго остается.
В былые дни –  предание гласит –
Сюда Агарь опальная бежала
И ангелом утешена была.
От голода среди пустыни этой
Погибли бы Израиля сыны,
Когда б Господь их манной не питал.
Явившийся из Фесвы Илия
Здесь пищею был дважды подкрепляем,
И лишь один –  все эти сорок дней –
Ты более чем в сорок раз покинут».

Но Сатане ответил Иисус:
«Из этого что заключаешь ты?
Они нужду имели в подкрепленье,
В котором Я, как видишь, не нуждаюсь».

«Но отчего ж Ты голод ощущаешь? –
Промолвил враг. –  И если бы теперь
Поставили перед тобою пищу,
Ужели Ты ее бы не вкусил?»

«Все от того зависит, –  отвечал
Ему Христос, –  кем будет пища эта
Предложена».

И молвил искуситель:
«Ужель Тебе не все принадлежит?
И не должны ль Тебе повиноваться,
Тебе служить земные твари все?
Не говорю о жертвенных животных,
От мяса их и юный Даниил
Не пожелал отведать, –  и о яствах
Не говорю, предложенных врагом:
Хотя в нужде кто стал бы колебаться?
Но тем, что Ты претерпеваешь голод,
Природа вся невольно смущена.
Смотри: Тебе, как Богу своему,
Спешит она достойно послужить,
И всех стихий отборные дары
Она к столу Господнему приносит.
Благоволи, присев, от них вкусить!»

Взглянул Христос. Теперь не сновиденьем,
Не грезою все это было. Он
В тени ветвей украшенный по-царски
Увидел стол. Изысканные яства
На том столе горою возвышались:
С печением дичина, масса рыб,
Которые благоухали амброй,
Различные породы вкусных птиц
И лакомых моллюсков, привезенных
От озера Лукринского. В сравненье
С трапезою подобной как ничтожно
Казалося то яблоко простое,
Которое ввело жену в соблазн!
Поблизости еще виднелся стол,
Где редкие благоухали вина,
И отроки в богатых одеяньях,
Превосходя Гиласа с Ганимедом
Красой своей, стояли у стола,
Готовые служить, а в отдаленье
Виднелися с цветами и плодами
Роскошными из рога Амалтеи
Прекраснейшие нимфы и наяды,
С которыми сравниться не могли
Позднейшие красавицы, чья прелесть
Волшебная пленила Пеленара,
Великого Логреса, Ланселота
И рыцарей, им равных по отваге.
Чарующая музыка звучала:
Свирели песнь и сладкострунных арф;
Аравии далекой ароматы
И ранние благоуханья флоры
Сюда неслись на крыльях ветерка.
Для пиршества с таким великолепьем
Украшено все было, и к Христу
Вновь приступил коварный искуситель:

«В сомнении, Сын Божий, отчего
Так медлишь Ты вкусить от этих яств?
Отведать их закон не возбраняет.
Они –  не плод запретный, приносящий
Познанье зла, но, жизнь оберегая,
Врага ее уничтожают –  голод.
Взамен его собою наслажденье
Дают они и подкрепляют силы.
Живущие среди лесов, и вод,
И воздуха, к Тебе стеклися духи,
Служители покорные Твои,
Готовые признать тебя Владыкой
И почести, как Господу, воздать.
Зачем же Ты, Сын Божий, пребываешь
В сомнении? Вкуси от этих яств!»

Но Иисус спокойно возражает:
«Ты сам сказал, что Мне принадлежит
По праву все. Зачем же я приму
Его как дар? Не сомневайся в том,
Что Я могу со скоростью такой же
Воздвигнуть стол среди пустыни дикой
И ангелы, которых призову,
Сюда явясь, на крыльях быстролетных,
Облечены сияньем горней славы,
За чашею прислуживать Мне будут.
Зачем же ты навязываешь тщетно
Услуги Мне? И нечего тебе
О голоде заботиться Моем;
Я пышную трапезу презираю,
В дарах твоих одно коварство видя».

С досадою ответил Сатана:
«Ты видишь Сам, и я давать могу.
И если же я, в силу этой власти,
Даю Тебе по доброй ноле все,
Что мог бы я другому предложить, –
В нужде Твоей Тебе являя помощь, –
То почему б Тебе не согласиться
Принять ее? Но каждый мой поступок
В Тебя одни вселяет подозренья.
Пускай же все идет на пользу людям,
Которые, благодаря лишеньям,
Обильное оценят угощенье
И лакомства –  дары далеких стран».

Он повелел –  и гарпии крылами
Зловещими незримо прошумели;
Волшебный стол и яства –  все исчезло;
Один лишь неотступный искуситель,
Оставшись с Ним, так говорит Христу:

«Пред голодом, которым все живое
Укрощено, Ты был непобедим.
Что вкус людей способно соблазнить –
Желания в Тебе не пробуждает.
Великому намеренью, великим Деяниям
Твой дух всецело предан.
Но как и чем осуществишь Ты их?
Громадные необходимы средства,
Когда достичь великих целей жаждешь.
Безвестен Ты и в бедности живешь,
Лишен друзей и знатного рожденья,
И, голода мученья вынося,
Ты, одинок, блуждаешь здесь, в пустыне.
Каким путем величия достигнуть
Стремишься Ты и в чем Твоя надежда?
Где можешь Ты влиянье приобресть,
Сторонников и слуг? Чем привлечешь
Беспечную народную толпу
Которая последует за тем,
Кто угощать ее на славу может?
Друзей, почет, победы и престол –
Возможно все деньгами приобресть.
Чем Антипатр и сын его достигли
Великого престола Твоего
И сделались царями Иудеи?
Лишь золотом! Добудь Себе сначала
Сокровища и накопи богатства:
Тебе легко при помощи моей
Их приобресть. И счастье, и богатство –
В моих руках. К кому благоволю –
Сокровищам своим не знают меры,
А добродетель с доблестью и мудрость –
В забвении и бедствуют жестоко».

Но Иисус ответил терпеливо:
«Однако же без этих трех достоинств
Является бессильным и богатство,
Которое доставить неспособно
Могущество, а если и доставит,
То удержать его не в состоянье.
Об этом все свидетельствуют царства,
Что рушились, достигнув лроцветанья
Великого, –  меж тем как бедняки,
Которые святую добродетель
В душе своей сумели воспитать,
Славнейшие деянья совершали.
Примерами нам служат Иевфай
И Гедеон, а также юный пастырь,
Которого потомки воцарились
В Израиле. Они вернут себе
Престол его, и царству их не будет
Конца вовек. Язычество само
Фабрициев, и Курциев своих,
И Регулов имело в дни былые.
И высоко Я ставлю тех мужей,
Которые, богатство презирая,
Хотя б оно царями предлагалось,
И в бедности могучими делами
Прославились. И почему же Я,
В нужде Моей, исполнить не могу
Того, что было ими свершено,
А может быть, и большего еще?
Не пробуй же превозносить богатство,
Кумир глупцов и бремя мудреца,
Иль западню опасную. Оно
Способно лишь ослабить добродетель
И притупить к делам великим рвенье.
Ты говоришь о царстве? Но его,
Как золото, равно Я презираю.
Блестящая по внешности корона
Является из терния венцом.
Опасностей немало и тревог
Несет с собой монархам диадема,
Которые на плечах выносить
Обязаны всю тяжесть государства:
В том состоит обязанность царя,
Достоинство его и добродетель
Со славою. Но кто и над собою
Самим царит, страстями управляя,
Желаньями и страхами своими, –
Лишь только тот –  воистину монарх!
И этого достигнуть может каждый
Достойный муж, а если не достигнет,
Напрасно он пытаться будет править
Народами, толпою своевольной,
Когда в душе владыки самого
Царят борьба страстей и безначалье.
И к истине учения путем
Вести народ из тьмы духовной к свету,
К познанию и почитанью Бога –
Не выше ли подобная задача,
Чем царское достоинство и власть?
Кому ее исполнить суждено,
Тот на земле лишь души побеждает –
То высшее, что в человеке есть.
Не нужно Мне предложенных богатств,
В сокровищах самих Я не нуждаюсь,
И не нужны сокровища твои
Как средство Мне: с их помощью не стану
Я к скипетру монаршему стремиться».