– А ты много других планет посетил? Ты ведь везде путешествуешь, да?
– Да, я люблю путешествовать, открывать другие миры, культуры. Это очень интересно. Но я не считаю, сколько посетил планет, знаю только, что много. Это моя работа.
– Крутая у тебя работа! Я бы тоже хотела так, летать по космосу, искать обитаемые планеты. Возьмешь меня с собой?
– Это сложно. Но я могу тебя взять. – Ответил пришелец. На его лице изобразилось что-то вроде смущения.
– Да ладно? И куда мы полетим? Я хочу на Альфу – Центавру.
– Там нет планет.
– Блин, вот отстой. Тогда предлагай ты.
– Можно полететь на Эол. Там очень красиво. Почт, как у вас.
– Ну, Эол так Эол. – рассмеялась Настя.
– Только нужно сначала выполнить задание.
– Это не проблема. Мэлл, а можно тебя спросить? – быстро сменила тему Настя.
– Да. – Ответил Мэлл, убирая сигарету обратно в карман.
– Ты вчера говорил про свой мир, что там есть высшие и низшие… скажи честно, ты хочешь стать высшим?
– Нет.
– Я так и знала. А почему?
– В нижнем мире ты ничто, но можешь делать все, что хочешь. В верхнем – ты все, но не можешь делать ничего, кроме как соблюдать правила. Чтобы стать высшим, нужно избавиться от низкого. Ото всего. Превратиться в одно только созерцание. Но я так не могу.
– Не можешь, в смысле, что тебе сложно?
– Нет. Я просто считаю, что вся красота и есть в низшем. По крайней мере для меня.
– А если ты ошибаешься?
– Я не ошибаюсь. Я чувствую, что прав.
– А как ты это чувствуешь? Ты ощущаешь что-то в себе?
– Я чувствую тепло. Не знаю как объяснить это… просто чувствую.
– Ясно. А я решаю все по-другому. Если мне хочется улыбаться, значит все правильно. Когда я говорю с тобой, мне хочется улыбаться.
– Улыбка… это всего лишь чувство.
– Ну не скажи. Вот ты любишь музыку?
– Что это, музыка? – спросил её Мэл.
– У вас что, нет музыки? – удивилась Настя.
– Нет.
– Как вы живете… Музыка – это… сейчас я покажу.
После этих слов, Настя поднялась с земли и побежала в сторону фургона. Через несколько секунд она вернулась с гитарой. Она села рядом с Мэллом и, по привычке чему-то улыбнувшись, принялась перебирать струны. К песням птиц, которыми заливалась степь, добавился мелодичный голос Насти, напевавшей старую балладу про любовь. Мэлл смотрел на красивое лицо девушки, смотрел на её живые глаза и губы, и что-то горячее пробудилось в нем. Только теперь ему вдруг открылось значение слова «улыбка», которое до этого было всего лишь словом. Мэлл чувствовал, что звуки, рождаемые Настей, что-то меняют в нем. Они, словно ручей, ворвались к нему в душу и перевернули там все, что прежде стояло по своим местам.
– Ну как, что ты почувствовал?
– Не знаю… что-то хорошее. Горячее.
– А ты не почувствовал любовь?
– Не знаю. Возможно.
– Я почувствовал любовь! – просипел из своего спальника Борода. Он оторвал лицо от земли и напоминал едва выбравшегося из утробы матери ягненка. – А если кто-нибудь сварит кофе, меня разорвет от экстаза.
– Нет дров для костра. – ответила Настя.
– Я сейчас схожу. поищу.
– Не нужно. Ты вчера последнее дерево в человека превратил. Лучше я сама схожу.
– Хорошо. А я посторожу пришельца.
– Я больше не за пришельца, а за тебя переживаю. – рассмеялась Настя. А потом она поднялась и, подвязав волосы, пошла в сторону небольшого холма, на вершине которого рос кустарник. Её босые ноги сбивали последние росинки с полевых цветов, и ей, почему-то, казалось, что именно этого утра она ждала всю свою жизнь.
Поднявшись на холм, Настя увидела, что с другой его стороны расстилается ровно такая же степь, как и с другой. Вся она была словно бескрайний океан. Нигде не было видно ничего, кроме травы и цветов. Настя, запыхавшаяся после подъема, легла в траву рядом с кустом, к которому шла, и стала смотреть в небо. Её сердце билось изо всех сил. Сначала, она просто улыбалась и вдыхала аромат степной травы. А потом, что-то случилось. Что-то невидимое коснулось её сердца и там стало так легко и спокойно, как будто она снова стала ребенком.
***
– Борода, ты все еще не в раю? Красава. – проговорил Андрей, выбравшись из вагона. После он зашел за него, чтобы отлить.
– Нет. – ответил Борода. Он свисал над тем местом, где был костер и, разминая плечи, курил.
– А где этот ваш, Евангелист? – вновь зазвучал голос Андрея, поправлявшего на ходу штаны.
– Ушел. – ответил Борода. Блаженное лицо его светилось в лучах солнца, которое уже висело почти в зените.
– Ушел?
– Да.
– Просто ушел и все?
– Нет. Чего-то сказал. Не помню. Я медитировал.
– Блин, Борода, а если Чекотила придет и спросит, можно ли тебя в зад поиметь, ты тоже забьешь на все? Как вы, буддисты, живы до сих пор…
Борода ничего не ответил. Он закинул руки за спину и принял позу из йоги.
– А где Мэлл? – спросила Настя. Она подбежала с охапкой сухих прутьев и стояла перед костровищем. Лицо ее застыло в недоумении.
– Ушел. – просипел Борода.
– Куда? – всполошилась Настя.
– Не знаю. Точнее… по-моему не знаю. По-моему, он что-то упоминал про Настю.
– Поздравляю, Насть, от тебя даже пришелец сбежал. – рассмеялся Андрей.