Раиет

— Ты видел моего бойца; следовательно, ты знал уровень его мастерства. — Мужчина посмотрел на меня и скривил губы. — Этот боец намного превосходил моего в мастерстве, что заставляет меня усомниться в твоей честности, Арзиани.

При этих словах толпа зашепталась. Щека Арзиани дернулась, выдавая его ярость из-за допроса в собственном доме. Никто не задавал вопросов Арзиани на этой арене. Так что, кем бы ни был этот мужчина, он, должно быть, был достаточно важен, чтобы Господин не приказал немедленно казнить его.

Гнев Господина не проявился; вместо этого на его губах появилась широкая улыбка, и он заверил:

— Я уверяю тебя, что это был равный матч. Но я разделяю твое мнение, что 901-ый — это в высшей степени исключительный боец.

Он помолчал, затем его мертвенно-бледный взгляд упал на меня.

— Возможно, даже лучший боец, которым может похвастаться моя империя.

Его голова склонилась набок. Гнев, который зародился в его глазах, постепенно угасал.

Его рука опустилась. Я проследил за его действиями: он провел рукой по темным волосам Верховной Моны. Мона напряглась, а мне пришлось приложить немало усилий, чтобы сдержать внезапное желание оторвать ему руку.

Я чувствовал, как мои зубы заскрежетали. Прежде чем Господин распознает мой гнев, я скрыл его. Но когда снова сфокусировался на нем, то обнаружил, что он пристально, очень пристально наблюдает за мной. Мой желудок сжался, когда его губы изогнулись в короткой ухмылке. Затем, словно ничего только что не произошло, он вытянул руки по направлению к толпе и объявил:

— Чтобы показать, что бои в моей яме не подстроены, я устрою смертельный турнир, который вы раньше никогда не видели. Это будет величайшее из испытаний: собрать вместе опытных и самых безжалостных убийц моей империи. Никаких правил, никаких ограничений: любое оружие на выбор, но никак пистолетов, конечно же.

Толпа стала ликовать.

— Сражаться может любой.

Господин взволнованно кивнул и посмотрел прямо на меня, затем продолжил:

— Тогда мы по-настоящему увидим, кто лучший в поединках смерти. Мы вызовем чемпионов из каждого ГУЛАГа, — он повернулся к мужчине, который возмутился, и добавил, — а мои зависимые предприятия, то есть вы, вольны вступить туда, куда они пожелают.

Мужчина, чьего бойца я только убил, никак не отреагировал, только коротко кивнул:

— Договорились, — ответил он. Затем махнул рукой, чтобы его свита последовала за ним с трибун, окружающих яму.

Господин наклонился и стал поднимать мону за руку. Он поднял ее на ноги и, не отводя от нее взгляда, потянулся к ней за поцелуем. Мона подчинялась, как и все остальные. Но когда я заметил, что глаза Господина открылись и уставились на меня, не отрываясь от ее рта, обжигающий огонь прошел сквозь мои и без того подергивающиеся мышцы.

Когда он отстранился, то оттащил мону от трибун, взмахнув запястьем в мою сторону. Это был мой сигнал покинуть яму. Развернувшись, я побежал к туннелю и пробежал всю дорогу до своей камеры. Как только я подошел к двери, Господин вышел из тени, встречая меня. Один. Он остановился прямо передо мной.

Господин сверкнул глазами. Я видел его сильную ненависть ко мне в каждом напряженном мускуле под его костюмом. Я стоял полностью выпрямившись, глядя прямо на него, совершенно очевидно, стоя на своем. Его челюсть сжалась.

— Ты не подчинился моему приказу, — холодно прошипел он.

Я не двигался. Не реагировал. Ни хрена не делал.

Он шагнул ближе.

— Ты подвел меня в последний раз, 901-ый. Ты нужен был мне последние несколько лет, и ты знаешь об этом. Ты бы не стал так поступать, если бы не знал. Тебе нет равных здесь, в Кровавой Яме, это вне всяких сомнений. А теперь ты вынудил меня организовать этот гребаный Смертельный Поединок, — затем он улыбнулся, склонив голову набок. — Но сейчас, когда успокоился, я понимаю, что чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется… что это правильное решение.

Он помолчал, пожав плечами, и продолжил:

— Подумай обо всех чемпионах ГУЛАГов, привезенных в Грузию, сражающихся в моей Кровавой Яме. Подумай о деньгах, которые я заработаю на том, что вы будете рвать друг друга на части.

Его глаза вспыхнули, и он придвинулся ближе. Его теплое дыхание обдало меня, затем он добавил:

— Среди чемпионов ГУЛАГа или бойцов моего делового партнера, возможно, найдется один, который сможет победить тебя, — его щека вздрогнула. — Представляешь? Ты только представь, что найдется тот необработанный алмаз, который сильнее тебя, быстрее, искуснее тебя, — он подошел еще ближе. — Тот, кто послушен, подчиняется моей воле. А не тот, кто неблагодарен и непокорен.

Мой гнев закипел. Неблагодарный.

Словно прочитав мои мысли, он протянул руку и сказал:

— Я сделал тебя таким, какой ты есть. Бойцом, которому нет равных. Я дал тебе эту жизнь, жизнь война для современной эпохи. В этом месте для зрителей, которых я сюда пускаю, ты — чемпион.

Он сделал паузу, затем добавил:

— Ты — бог, — он опустил руки, его лицо снова стало лишенным эмоций. — Я дал тебе это. И как ты мне отплатил?