Раиет

Когда ее взгляд встретился с моим, ее зрачки стали меньше, а дыхание выровнялось. Внезапно мои бедра замерли, и воздух между нами сгустился. Потому что на меня смотрела мона без наркотиков.

Это была освобожденная рабыня.

Затаив дыхание, я ждал проявление ее страха. Вместо этого в уголке ее глаза появилась слеза, и она просто прошептала:

— Спасибо.

Мое сердце забилось в груди от нежности ее голоса. Я не знал, что делать дальше, но она переместила свою дрожащую руку на мою щеку и прошептала:

— Это не конец, — ее глаза смущенно опустились, а щеки вспыхнули. — Нужно больше… — она помолчала. — Эффект продлится недолго.

Мое горло пересохло от печали в ее голосе. Но еще больше меня поразило ощущение ее руки на моей щеке. В моей груди что-то надломилось. Было странно, потому что быть с ней не было похоже ни на что, что я когда-либо мог себе представить. Но ее теплая ладонь на моем лице была чем-то совершенно другим.

На короткий миг она вернула жизнь в мое холодное сердце.

На долю секунды я почувствовал себя живым.

И за эту короткую секунду я возродился.

Я сглотнул, все еще чувствуя между нами неловкость, не зная, что делать дальше. Но затем ноги моны дернулись, и ее руки потянулись, хватая меня за плечи. Мне было интересно, что происходит. Вглядевшись в ее лицо, я заметил, что ее зрачки стали расширяться. Я понял, что наркотик снова просачивался в ее вены.

Мой уже вялый член снова начал твердеть, когда ее бедра стали вращаться подо мной. Я наклонил голову от слишком хорошего ощущения и двинулся вперед. Довольный крик моны заставил мой пульс бешено биться.

Я думал о своих отказах когда-либо брать себе женщину, о том, как сопротивлялся этому всем своим существом.

Погружаясь в ее горячие глубины, я называл себя глупцом.

Прошли часы, а наркотик моны все еще действовал на нее. Я был обессилен; коктейль, который мне вводили каждое утро, поддерживал мои силы. Заставлял мой член реагировать на ее нуждающиеся стоны, позволял мне кончать в нее каждый раз, когда она нуждалась во мне…

И, наконец, ее зрачки уменьшились в размерах и остались такими. С наших скользких тел капал пот. Мона заснула от изнеможения, спасая меня от неловкости того, что последовало бы дальше.

Мои руки дрожали по обе стороны от ее головы, пока я смотрел на ее бледные щеки. Каждый раз, когда начинал трахать ее вновь, я замечал, как кровь отступала от ее кожи. Я чувствовал, как ее конечности слабеют от усталости, но наркотик не давал ей остановиться. Это продолжалось и продолжалось, что заставляло меня двигаться в ней все быстрее, пока энергия не покинула нас. До тех пор, пока мы не истощились. Пока она не потеряла сознание.

Она была юной. Лежала здесь, с некогда искаженным лицом, а теперь расслабленным. У меня появилась возможность изучить ее. По-настоящему. Убедившись, что за моей спиной не было охранника, наблюдающего за мной, я медленно поднял руку и поднес пальцы к ее лицу. Нахмурился, оценив размер своей ладони по сравнению с ее лицом. Моя рука была покрыта шрамами от множества боев. Ее же кожа была идеальной. Ее черты лица были прекрасны. Мои руки не должны находиться рядом с ее красивым личиком.

Но я все равно опустил кончики пальцев, проведя ими по прохладной коже ее лба. Мона на секунду замерла, как и моя рука. Я не двигался, когда хриплый вздох сорвался с ее губ, и она снова заснула. Я ждал, нависая над ней целую минуту, прежде чем провести кончиками пальцев вокруг ее глаз, мои губы дрогнули, когда я коснулся ее длинных черных ресниц, целующих щеки. Я повел пальцем вниз по ее маленькому носу к пухлым губам.

По неизвестной мне причине, я не мог отвести взгляд от этих губ. В детстве Господин заставлял нас смотреть бои в ямах, которые станут нашим будущим, но вместо того, чтобы смотреть сражения, я был сосредоточен на людях в толпе. Я изучал каждого из них: и мужчин, и женщин. Мне было интересно, откуда они прибыли. И почему они приходят сюда.

Мои брови сошлись на переносице, когда я вспомнил, как мужчина, сидящий рядом с Господином, наклонился и прижался губами к женщине рядом с ним. Я облизал свои губы, когда задумался — каково это: прижаться своими губами к губам этой моны.

Не раздумывая, я наклонил свою голову к ней, вытянув свои губы. На своем лице я почувствовал теплое дыхание моны. Я резко отстранился назад, пульс грохотал у меня на шее.

Расплавленный гнев пронесся по моим венам. Я вышел из киски моны и, шатаясь, поднялся на ноги, которые дрожали от чрезмерного напряжения. Я поднял руки вверх и провел ими по волосам. Рычание сорвалось с моих напряженных губ.

«Что я собирался сделать? — задавался я вопросом. — Зачем я пытался коснуться ее губ?»

Мне нужно было успокоиться, и я принялся расхаживать вперед-назад. Мои зубы скрежетали от разочарования, мышцы шеи напряглись до боли, руки сжались в кулаки.