Rain (СИ)

Пока мы не дошли до щепетильной темы, приведшей нас к расходу берегов, я узнала, что Тэхёну двадцать шесть лет, а тому же Чонгуку вообще двадцать восемь – две возрастные детины, одним словом. Пытаясь незаметно отойти от вопроса о возрасте, меня всё-таки заставили расколоться, хоть я и не сказала правды – прибавила себе плюс два года жизнь, и хрен тут разберешь, что мной управляло. Возможно, мне показалось весёлой забавой, выдавать ложные факты о жизни, делая себя старше и мудрее – вроде бы не по годам, действительно. Отсюда же мне удалось узнать, что увиденная мной беловолосая целующая Тэхёна на благотворительном вечере и есть его девушка, которой он видимо, покупал браслет в ювелирном магазине. Касательно невесты блондина сказано было ничто, даже вскользь или между строк, словно эта тема была под запретом или просто охранялась от посторонних ушей и языков, во избежание ранних слухов. Кто их, этих влюблённых-охмуренных поймёт? Кто-то из них попытался закинуть удочку, дабы выведать у меня информацию о личной/любовной жизни, да только притворяться скрытной особой конечно здорово, но и говорить особо не о чем, вот и поддерживаю статус загадочности, склонной к не альтернативным решениям развлечь обыденную суету, в коей вертелась-крутилась, дышала полной грудью двадцать пять (а не три по паспорту) полных лет.

Оценив ситуацию трезво утречно-умыто, можно посмотреть на нашу перепалку с другой стороны. Ну, например, так, что склокой это назвать трудно, скорее разногласием с плохим подытоживанием, например, так, что Чонгук с Тэхёном не умели признавать своё ошибочное суждение, а я подхватывала напряжённый настрой атмосферы, и сама по себе зажигалась как спичка. Да только какой в этом, спрашивается смысл уже сейчас? Когда всё закончилось? Утренняя трезвость лучше любых таблеток и холодного душа, хоть и легче не становится от сего подмеченного разъяснения. Да и бог со всем этим, стало быть. Я всё равно права, мать вашу. Я всё равно умнее (во всех смыслах) – хочется надеяться.

Специально, а может быть понарошку я прогуляла завтрак, поздний завтрак, ранний обед, на который успевала с лихвой, и даже поздний тоже, потому как чувство голода меня не посещало, а ноющая боль в животе имела место быть и попросила отменить сопротивление, дела на день и празднование лета.. А я и не пыталась. По стеклу снова стучатся капли и плачут-плачут, словно на небе больше заняться нечем, как гневить людей контрастным душем. Такие дни не позволяют долго улыбаться или веселиться с утра до вечера, не обращая внимания на прогноз погоды, что было мной уже давно подмечено, а осмыслено сравнительно недавно. Такие проливные дни, апатично настроенного образца, были самым прицельным, убийственным оружием. Люди, которым всё ещё есть дело до окружающего мира (одиноко-уставшие, уставшие от одиночества), смогут со мной согласиться. Только самые стойкие, самые счастливые, без наигранной пресытившей фальши, умеют отнимать у погоды досягаемость и творить своими собственными руками пути своеволия, которые вершат их жизнями. Я ещё не знала, к какой категории человечества себя отнести: размазне или силе мирской?

-Размазня или сила мирская? – преспокойненько жевавший свой салат с помидорками черри Чимин, удивлённо на меня посмотрел, и если бы правая рука была свободна, покрутил у виска с удовольствием, ведь отвлекать людей от трапезы бесчестье крайнее. На ум так, кстати, вспомнилось, что я в свои двадцать три так и не научилась писать правой рукой и всё строчу кривоватым почерком левши белые страницы в клеточку, занимая поля от счастья назло преподавателям. Могу полцарства поставить, поспорив, что у доктора Пака очень красивый почерк – у врачей вообще целый мир в загогулинах прячется, и если разберешь, конечно, то вероятно спрячешься неподалёку.

-Золотая середина прилагается? – не зная контекста, воспитанно поддерживает бессмысленный разговор Чимин. Так уж совпало, что когда моё укрытое одеялом одиночество поскребло по двери комнаты и попросилось себя выгулять, я, наконец, вырезала время для ужина, спускаясь в Camellia.

-Сила размазни если, только, - ковыряясь в кардеро чили платано, размазывая по тарелке мексиканскую кухню и не съев и кусочка, я пыталась выговорить название принесённого блюда снова и снова, не понимая, откуда столько прыти к дефектам речи, которые обязательно выработаются из-за непонятных слов.

-Мирская размазня? – следующую догадку подбросил Чимин, и мы оба усмехнулись. Вот это точно про меня. Не там, не сям, а по серединке – точнёхонько в десяточку.

-Хуан, тебя минут пятнадцать взглядом пожирают. Такой блонди.. – начал Чимин, но я его прервала.

-Не смотри на них, - попросила я, весьма угрожающе.

-Он серьёзно поглядывает, и с другом своим переговаривается о чём-то. Знаешь их? Прилично выглядят. – Сделал свою оценку качества мужчина, сканировав внешний и вид и общую обложку.

-Угу. – Подбоченив голову о руку, грустно вздохнула я. Рядом с Пак Чимином легко было быть самой собой, и это радовало. – Он деградант. Не смотри на него.