Rain (СИ)

-Твой парень? – я истерически хихикнула, округляя глаза.

-Не приведи Господь.

-Посмотрим, - задумчиво добавил Чимин, продолжив кушать. Я несколько озадачилась, но почти сразу смахнула напасть.

-Чимин, - снова позвала мужчину, отвлекая от ужина. Раз сама не ела, следовательно, заняться было нечем, а Пак по глупости своей прогадал с хорошей компанией, подсев за мой столик, поэтому пусть мучается от назойливой Ан-как-её-там.

-М?

-Если ты завтра не проснёшься, если так выйдет, что сегодня, допустим.. твой последний день на земле, то гордился бы ты тем, что успел в этой жизни? – глубокомысленный вопрос – девиз на день, и на последующие три плюс-минус (отнимаю в уме, забывая числа, цифры, тьфу, что там у людей за палочки-считалочки) месяца. - Потому что если нет.. значит, пора что-то менять, правда? – Чимин остановился, хмуро перевёл глаза и молча смотрел в упор, считывая с моего лица запаянный страх, а его наверно легко было различить из немногочисленных посетивших меня эмоций. – Правда? – с нажимом задаю повторно, больше выпрашивая ответа, чем его требуя. Будь то психотерапевт, таксист или бармен – просто поговорить с кем-то о наболевшем, выше всяких клятв в вечной дружбе. Лучше всяких закатно-рассветных любовниках и характерных измятых подушек, пропахнувших сажостью загрязнённых лёгких. А ты попробуй вот так вот запросто поговорить с кем-то о смерти?

-Правда у тебя за спиной, - приземлённо тихо сообщает Чимин, неуловимым жестом откидывая чёлку, оглушая пространство в радиусе метра, и только уже после, я понимаю…

Правда. И правда, за спиной.

Не врал.

-Твои геи и так всеми любимы, перестань дуться.. – чужие еле узнаваемые руки опустились на стол по обе стороны меня, и кто-то такой блондинисто-беспардонный, невероятно спонтанный, зашептал в самую шею тёплым дыханием, прильнув своей грудью к ничего неподозревающей девушке, которая не умеет дуться.. просто по натуре своей природной. Только это секрет.

Что там о мурашках, коленках продрогших.. Что там? Я не знаю. Мне просто нечего добавить, и узнавать у Пака о последнем дне тоже потеряло надобность. Ведь если так и выйдет, кажется, сетовать сожаление меня уже не станет. Не станет же? Если я не открою глаза..?

Я поглядываю на Чимина, а тот в свою очередь, улыбаясь, как-то по-отцовски принимает Чонгука (условно), и в целом необоснованно счастливо, по-доброму, как умеет, суживает глаза. Предатели обычно так себя и ведут – попадаются в те же расставленные сети, кучкуясь в рядах пойманных жертв.

А я не жертва. Я выше. Ещё выше. Удостаиваюсь звания – «неуловимой», и пусть гоняются, - браконьерство в наших окрестностях извечное явление.

-Думаешь, я сейчас растаю? – поддерживаю свою злобную настроенность, якобы обижаюсь, и пусть всё бежит по заданному маршруту в тартарары. Там всем нам место, к сожалению. Больше расположиться и поболтать мест не находится, но расстраивается не надо – глупость обыкновенная. Бездна на другой развилке, там свет приглушеннее, не надо морщиться в случае нападок солнечных.

-А может быть иначе? – ещё ближе наклоняется нахал, касаясь губами ушка, и точно усмехаясь.. усмехаясь! Чимин интеллигентно делает вид (не в пример Чонгуку), что вообще нас не замечает и продолжает созерцать на половину опустевшую тарелку.. Или на половину полную? – постигаем дзэн и хренову идеологию. Кто знает.

-Ещё как. – Бью по рукам и спешно выбираюсь из ограждённой обороны в виде чонгуковского тела. Кажется, овладело мной совсем не злость, а кое-что иное, именно поэтому я трусливо сбегаю, как поступала в такого рода столкновениях – изъезженная тактика поджатых лапок и опущенных ушей, и пусть потом не повторяются. Мне и самой под силу признать поражение и слабость выдержки – это не упущенность, а черта характера. Я в этом почти убеждена.

Несусь сломя голову в свою мучительную обитель, нагулявшись под ручку с одиночеством и уже наевшись прогулкой в обрез. Плюю на лифт и впервые по приезду пользуюсь лестницей, вообще удивляясь реактивности столь молниеносного перемещения. Что-то сказанное Чонгуком не даёт мне покоя, или я сама напридумывала себе трагичное волнение, однако хочу прислушиваться к внутреннему датчику предчувствия. Обычно он не ложает.

Путаясь в карманах, путаясь в ключах и скважинах, мне становится страшно по-настоящему, действительно, без придури, как если позади гонится чудище: морское, лесное, воздушное, любой масти.

-Чего-то боишься, принцесса? – размеренное, пустослышное, растворимое. Секунда в секунду. Я его всё-таки ненавижу за эту парадоксальную прямолинейность, и если бы моя воля была такой же сильной как его кулак, выбила бы эту правду к чертям собачьим. Но мне не хватит смелости, он как всегда охватывает правильность.