Райнхард Гейдрих — паладин Гитлера

Моравец обратился к обоим министрам-генералам: Элиашу и Сыровы, бывшим легионерам. Второго из них, одноглазого героя Зборова, считали чуть ли не Жижкой.

Но ни один из них не поверил сообщению, а Сыровы заявил, что, по имеющимся у него сведениям о военных планах Германии, в настоящее время нельзя всерьез говорить об оккупации страны.

«Министр Гавелка, который не участвовал в дебатах, а только слушал, позвонил из другой комнаты доктору Черны, советнику посольства в Берлине, и спросил его, что нового в Берлине, не заметно ли каких-нибудь признаков враждебного к нам отношения со стороны немецких правительственных кругов. Д-р Черны ответил, что в Берлине все спокойно, что немецкие чиновники относятся к нашим представителям очень любезно и что нет никаких признаков, свидетельствующих об ухудшении отношения немцев к Чехословацкой Республике».

Этого было вполне достаточно, чтобы господам из генерального штаба намекнули, что пора прощаться.

А в генеральном штабе?

Первый заместитель начальника штаба генерал Миклик пожелал побеседовать с Моравцом с глазу на глаз. Может быть, он хочет дать ему секретные указания, важные инструкции, хочет его толкнуть на какой-нибудь отважный шаг? О чем думает господин генерал в эти тревожные минуты?

Он затащил Моравца в темный угол коридора и прошептал:

— Полковник, я прошу у вас совета. У меня в банке 6 тысяч крон. Как вы думаете, оставить их там или взять, чтобы иметь деньги при себе?

И Моравец понял, что действовать надо самостоятельно. Вскоре после неприятного разговора на заседании Кабинета министров его навестил майор Гибсон, офицер связи английской секретной службы. Безупречно одетый джентльмен, так же безупречно умевший всегда себя держать, имеет честь сделать безупречное предложение: он получил указания из лондонского центра, в которых говорится, что английская секретная служба «весьма заинтересована в том, чтобы сохранить дееспособность чехословацкой разведки и после оккупации Чехословакии», и предлагает ему, Моравцу, «гостеприимство и все условия для дальнейшей работы против Германии».

Оба офицера быстро договорились. Никто из корректных партнеров ни словом не обмолвился о том, о чем оба они отлично знали. С этого момента Моравец, и раньше связанный с англичанами, официально куплен и переходит на службу к ним.

Только ли Моравец?

Под личным наблюдением полковника его персонал рассортирует документы, секретный архив разведывательного отдела чехословацкого генерального штаба, и самое важное уложит в ящики, запечатает их и отвезет на хранение в британское посольство.

14 марта на Рузыньском аэродроме приземлился английский самолет. Десять господ в штатском с большими чемоданами осмотрелись, минуту постояли. Запечатанные ящики уже погружены, господа садятся в самолет. Пропеллеры завертелись, один из господ вышел из кабины и нервно посмотрел на маленькое здание аэропорта. Никого. Он снова быстро поднялся по трапу. Дверца захлопывается, самолет поднимается и берет курс на запад.

В самолете сидят майор Гибсон, полковник Моравец и еще десять человек. Там еще сидят — извините! — там еще лежат те самые ящики. Десять господ в штатском — это специально отобранные офицеры разведки, нужные для поддержания связи и для использования антигерманской сети чехословацкой разведки. Вернее, отныне британской секретной службы.

Их тут десять. Одиннадцатый офицер, который должен был лететь, отсутствует. Сначала его ждали, потом начали беспокоиться, и когда кто-то высказал вслух то, о чем думали все, — а не пронюхала ли чего-либо немецкая разведка, не западня ли это, — его больше не ждали ни минуты.

Но это не была западня. Офицер прощался с родиной у одной дамы, которая, кроме иных достоинств, имела еще запасы доброй сливовицы. Он пришел в себя, черт возьми, только на полчаса позже, чем следовало. В ту самую минуту, когда самолет поднимался в воздух, он подгонял шофера такси, и так мчавшегося с невероятной скоростью. И все же он не увидел в небе даже точки — исчезающего самолета.

Что ему оставалось делать? Он вернулся к сливовице. А когда пришел в себя вторично, пражские улицы были заполнены серыми мундирами вермахта.

Его коллеги в это время уже отдыхали в лондонском отеле.

…А что же те двое, Кубиш и Габчик?

Они еще не знакомы, хотя их судьбы похожи на судьбы тысяч других парней их возраста Все они пережили капитуляцию и оккупацию как личный позор. И, как многие, они решали: оставаться ли им здесь? Нет, надо сражаться. Говорят, за границей формируется чехословацкая армия.