А вот свидетельство Раисы Максимовны: «Встречу с ними Михаил Сергеевич проводил в своем рабочем кабинете. Понимая уже весь смысл происходящего (помилуйте, откуда эта осведомленность? Значит, владела какой-то информацией? Не означает ли это, что осведомлена она была о подлинных потайных пружинах путча не хуже Горбачева? — Е.В.) и ожидая, что возможен самый худший исход этой встречи, мы — Анатолий, Ирина и я — всю эту встречу стояли около дверей кабинета.
…Мы уже поняли, что началось что-то тяжелое, страшное… А в какие конкретно действия это выльется, конечно, трудно было сказать. Но уже предполагая самые худшие варианты, я с детьми подошла к дверям кабинета…
Никаких планов у нас не было. Только желание быть рядом. И вот мы были здесь, около кабинета. Сколько они там находились, сколько длились эти переговоры, точно мне трудно сказать. Но сейчас мне кажется, что это где-то окончилось около шести часов. Открылась дверь, и приехавшие вышли одни. Варенников прошел мимо меня, мимо нас, не обратил внимания и начат спускаться вниз по лестнице. Болдин остановился, но в отдалении, и не подошел к нам. Ко мне подошли Бакланов и Шенин, сказали: «Здравствуйте». Бакланов протянул руку. Я на приветствие не ответила и руки не подала. Спросила: «С чем приехали? Что происходит?» Даже, может быть, так: «С чем приехали? С добром? Что происходит?» Возникла заминка. Я услышала одну фразу Бакланова: «Вынужденные обстоятельства». Они повернулись и ушли. Когда они ушли, через какое-то мгновение дверь открылась и из кабинета вышел Михаил Сергеевич. Он был очень взволнован. В руках держал листочек. Он подошел к нам и подал мне этот листочек. Я сейчас очень переживаю, никак не могу найти этот листок. Но я так его хорошо помню. Листочек из блокнота. Наспех синим фломастером Михаил Сергеевич записал фамилии тех, кто вошел в состав ГКЧП, как его назвали вот эти приехавшие. На что я обратила внимание. В списке не было ни Стародубцева, ни Тизякова. Первая буква в фамилии Пуго была написана Михаилом Сергеевичем «Б», а потом переправлена на «П». Может быть, потому, что выше стояла фамилия Бакланова. Был в списке и Лукьянов, его фамилия была написана с маленькой буквы. А рядом с фамилией стоял вопросительный знак, то есть Михаилу Сергеевичу не было понятно, вошел он в ГКЧП или нет. Мне вот запомнился этот листочек, который подал мне Михаил Сергеевич, выйдя из своего кабинета, а потом он стал уже нам рассказывать о предъявленных ему требованиях, о своей позиции.
…Когда мы в ночь с 19-го на 20-е сделали видеозаписи и нам нужно было передать их, как мы говорили, на волю, я спросила старшего по охране Олега Анатольевича: «Олег Анатольевич, можем мы как-то передать информацию на волю?» (…) Он сказал: «Раиса Максимовна, что вы, не сможем, с моря мы полностью блокированы, а на суше окружены так, что не проползешь».
А не мог бы в эти дни Михаил Сергеевич прорваться с охраной ребят… Этот вопрос обсуждался. И я не знаю, какое бы развитие получили события дальше в те дни.
Из телеинтервью Горбачевой 6 октября 1991 г.:
«— А продумывалось, как обезопасить самых маленьких членов вашей семьи?
— Дети. И вот я опять как будто возвращаюсь так, по-живому, по-настоящему, в обстановку, атмосферу тех дней. В первый момент, когда мы поняли, что арестованы, и когда узнали, кто оказались заговорщиками, нас особенно мучила, я уже говорила об этом, горечь предательства. Вот есть особое состояние муки, горечи предательства людей, которые работали рядом с Михаилом Сергеевичем, кому он доверял. Хотя хочу сказать, что родных людей среди заговорщиков, с которыми я делилась самым интимным, как было сказано в одной из газетных публикаций, у меня не было. Все это вымыслы, преследующие непонятную для меня цель. (Приписывать прессе «лишнее» — старый, испытанный прием. Между тем журналисты лишь повторили сказанное самой Раисой Максимовной — Е.В.) А затем присоединилась боль и тревога за мужа, за то, что происходит в стране. И, конечно, боль и переживания за детей, особенно за внуков, которые оказались рядом с нами. Вы спрашиваете меня, что мы могли тогда специально сделать для них? Мы старались сохранять спокойствие. Старались поддерживать их обычный режим дня. Вопросы у них, особенно у Ксенички, она старше, возникли тогда, когда охрана посоветовала не ходить больше на пляж. И, конечно, она испугалась, когда увидела в доме людей с автоматами. Мы старались изолировать детей в отдельной комнате. Они там читали книжки, рисовали. К этому времени включили телевизор, смотрели телевизор. Но Ксеничка потом мне сказала: «Бабуленька, я совсем испугалась, когда вечером, я уже очень хотела спать, вбежала в комнату мама и сказала: «Быстро собираемся. Мы улетаем домой, в Москву».
— Многие говорят, что президент изменился после августовских событий. С вашей точки зрения, он изменился, и изменился ли он дома, и изменились ли вы сами?