Раиса Горбачева

Структура нашей психики заточена на мужчину во власти. Женщина у власти — это все равно что микроскопом забивать гвозди в стену, полагают некоторые. Как бы там ни было, но фактически Горбачева в значительной мере подготовила почву для возможного взращивания в политике России женщины-президента. Другой вопрос — захотят ли сами женщины воспользоваться этой предоставленной им возможностью.

Самой природой женщина предназначена для решения совсем иных задач в материальном и «тонком» мирах. Станет ли президентом нашей страны в обозримом будущем женщина, еще большой вопрос. Тем не менее такие попытки, как известно, предпринимались. Благодаря журналистке Светлане Бестужевой, трагически погибшей Галине Старовойтовой. Они по доброй воле оказались в «мясорубке» предвыборной президентской кампании, ими были наработаны очень перспективные программы, в частности, по материнству и детству. Вот только заинтересуются ими или нет новый состав правительства и Госдумы?

О чем думала Раиса Максимовна, озадачив писателя, поэта Ларису Вавильеву своей фразой: «Боюсь, за четыре года мы не успеем…»?

Михаил Горбачев: упражнение в демократии

Опыт параллельного чтения

Ни один современный политик не удостаивался такого — поражающего воображение — обвала публикаций. Историк Дмитрий Волкогонов насчитал в библиотеке Конгресса США 250 (!) брошюр, книг, эссе о Горбачеве. Первая биография Михаила Сергеевича вышла в свет в Нью-Йорке в… день избрания его Генеральным секретарем. Об этом упоминает Михаил Геллер в своей многотомной «Истории России». За первой, с нарастающей быстротой, последовали другие книги. Их писали журналисты — немецкий, индусский, французский, биолог и социолог. Книги с неизменным заголовком «Горбачев» выходили в Гамбурге, Лондоне, Париже, Дели и других городах мира. Как правило, благожелательные. И только Александр Зиновьев, автор знаменитой «Катастройки», назвал свое эссе «Горбачевизм, или силы иллюзии».

Один лишь Ленин удостаивался подобного внимания. Значит, зацепило? Значит, это политик достоин внимания?

Понятно, что проанализировать все эти тома — десяти человеческих жизней не хватит. «Нельзя объять необъятное»…

Есть подход — исторический. И есть — журналистский. С позиций «генсековедения» — так предлагают назвать еще одно ответвление в новейшей истории России… Или, иначе, секретареологии.

Слово неизящное, но наука эта только рождается. С тем, чтобы анализировать черты сходства в поведении всех секретарей, аналогии и различия в их подходе к кризису, который неизменно ожидал каждого после избрания.

В политической деятельности Горбачева заключен, помимо всего прочего, благодатный материал для осмысления классической, но и порядком подзабытой проблемы «личность и история». Каковы возможности и пределы воздействия личности на историю, когда и почему эта личность берет верх, а в каких случаях и почему терпит поражение в противоборстве с историей? И кто, в конце концов, является вершителем наших судеб — великие личности или набившие оскомину «объективные закономерности»?

Дать исчерпывающие ответы на эти вопросы в случае Горбачева, пока, конечно, затруднительно. Одна из главных причин — узость источников, характеризующих политическую борьбу Горбачева с механизмом торможения.

Мы ведь не располагаем сведениями о содержании тысяч и тысяч заседаний в горкомах и обкомах, в центральных комитетах КПСС республик и СССР, в структурах военно-промышленного комплекса.

Становление политика и приход его к власти

— Как вы можете до сих пор все это выдерживать? — спросили однажды у Горбачева. — Ведь это слалом по минному полю…

Горбачев в ответ пожал плечами:

— Наверное, все вместе (сошлось. — Е.В.)… Здоровье — от родителей и крестьянских корней, а крепость духа — от Раисы Максимовны, и, главное, от веры.

* * *

В нем была — не могла не быть — затаенная обида на государство. Мать работала всю жизнь, работала за копейки, дед репрессирован…

Он смог преодолеть негативные последствия пребывания в оккупации. Орден за трудовые достижения и активная комсомольская работа перевесили анкетный «минус». Он стал студентом, но ему приходилось оправдываться.

Из романа Евтушенко: «У крестьянского сына был особый тайный страх — как бы не узнали, что он был в оккупации. Вопрос: «Находились ли вы на оккупированной территории во время Великой Отечественной войны?» — исподволь торчал изо всех анкет, словно капкан из-под снега. В такой капкан мог попасть даже тот, кто в то время был ребенком. А вдруг он оккупантам сапоги чистил, унижая достоинство советского пионера? А вдруг он из вражеских рук аморально шоколад принимал?..»

Когда он учился, тон в университете задавали фронтовики. Их привилегированный статус и армейские нравы общежития ставили его в положение молодого, как и крестьянское происхождение. И это тоже приходилось преодолевать.