– Я слышала ваше последнее выступление по радио, господин Ртхинн, – проговорила Салима, подливая чай. – Вы говорите красиво и убедительно. Позвольте выразить вам мое восхищение. Должно быть, вам нелегко далось признание древних ошибок Рая в своей внешней политике. Честно говоря, это от вас не требовалось. Дела давние, и наверняка наших ошибок там было не меньше. Но все равно спасибо, господин Ртхинн. Народ будет тронут.
Он скромно наклонил голову, принимая пиалу с чаем из ее рук.
– Скажите, господин Ртхинн, – спросила она, изящно держа пиалу тремя пальцами, – как вы сами расцениваете результаты своего визита? Вы считаете его успешным?
– Разумеется, Салима ханум, – ему не удавалось управляться с пиалой столь ловко, но иностранцу простительно, ведь так? – Я добился своей цели.
– Вы добились всего, чего хотели?
От косой улыбки веяло лукавством. Он постарался ответить серьезно:
– Да, Салима ханум. Сотрудничество и военная помощь, больше я ничего не желал.
– В самом деле? – насмешливо хмыкнула она. – Но начали вы не с этого, господин Ртхинн. Я вам напомню.
Ее руки поднялись к шее, пара движений – и светло-абрикосовый платок соскользнул с головы, открывая узел роскошных черных волос.
– Глупо уезжать, не получив ответ на вопрос, который так вас мучил, – она вынула несколько шпилек, и две длинные блестящие косы, густые и тугие, зашуршали по спине, разматываясь.
Она вышла из-за стола, тряхнув головой. Косы доставали до щиколоток.
– Теперь ваше сердце спокойно, господин Ртхинн?
Ее голос доносился, будто колокольчик сквозь туман. Ртхинн не мог отвести глаз от черной шелковистой волны, расплетающейся под ее пальцами. Сердце? Его сердце колотилось, готовое выпрыгнуть из груди.
– Нет, – хрипло выдавил он.
– Нет? – переливчатый смех. – Я так и знала.
Она оказалась вдруг совсем близко, черный водопад волос оплел его плечи, лицо ощутило прикосновение узких горячих пальцев и губ, пахнущих мятным чаем. Ртхинна сотрясла дрожь – и не оттого, что он чего-то боялся, а оттого, что…
– Вы смеетесь надо мной, да? – прошептал он.
– Раньше вы не были столь нерешительны, господин Ртхинн, – заметила она ехидным, почти прежним тоном.
– Но вы не хотели! – он не знал, что и думать. Она столь категорично отвергла его тогда… Как посметь предположить, что теперь, с изуродованным лицом, он более приятен ей?
– Вы плохо слушали и плохо смотрели, господин Ртхинн, – изящная рука потянула за завязку сайртака. – Разве я говорила, что не хочу? Разве я сказала эти слова?
– Нет, – признал Ртхинн, зажмурившись от удовольствия, когда вторая рука Салима легла ему на затылок, ероша косички.
– Перед нами стояли более важные вопросы, господин Ртхинн, – рука забралась под герру, соблазнительно щекоча грудь; откуда такое чувство, что у нее больше, чем две руки? – У нас говорят: сделал дело – гуляй смело. Мы сделали дело и теперь можем позволить себе удовольствие. Неужели нет?
– Да, – простонал Ртхинн, стаскивая с себя герру. – Да, и хоть солнце не свети!
Секретарь посольства Содружества Планет на Земле постучал в спальню посла.
– Господин Веранну, – трагическим шепотом заговорил худенький эасец с бледно-персиковой кожей и желтыми волосами. – Извините, что так поздно, но… До рейса господина Ртхинна остался всего час, но ни его, ни телохранителей до сих пор нет.
Тсетианин отвлекся от ноутбука: на ночь глядя он порой позволял себе сыграть для собственного удовольствия в го или шахматы по сети с неизвестным противником. Посмотрел на секретаря снисходительно.
– Поменяйте их билеты на утренний рейс, Васто. И не беспокойте меня до утра, пожалуйста.
– А если придет господин Ртхинн?
Веранну не стал отвечать на дурацкий вопрос, просто сделал Васто знак удалиться. Дверь за секретарем аккуратно затворилась, и он покачал головой. Не придет.
Ртхинн был великолепен. И совершенно неважно, где там у него синяк и есть ли он вообще. Какие глупости! Мужчина отдавался соитию со всей страстью и бескорыстием, на которые был способен, со всем умением, которое приобрел за годы, прошедшие с отрочества. Ни разу за всю ночь Салима не пожалела, что пригласила его на последний ужин. Она охрипла от стонов наслаждения.
Землянка, подвижная, как ртуть, сводила Ртхинна с ума. Она умела дарить удовольствие – не так, как принято в Раю, по-особенному, и эта особость возбуждала необычайно. Она без труда заряжала его орудие снова и снова после каждого выстрела. Ее запах пьянил и убивал остатки разума, и в конце концов Ртхинн не выдержал. Вонзил тонкий клык в бьющуюся на шее жилку и чуть не захлебнулся насыщенным вкусом крови, переполненной эндорфинами.
Кровь отрезвила его. Капелька поползла по подбородку – он не успел слизнуть.
– Прости, – застонал он. – Я должен был спросить…
– Все правильно, – она негромко засмеялась. – Если б ты спросил, я бы не разрешила.
Она потрогала ранку. Больно почти не было.
– Ну, и как? Оно того стоило?
– Стоило, – выдохнул он. – Я запомню этот вкус на всю жизнь.
– Я запомню на всю жизнь эту ночь. Жаль, что она кончается. Хотя это и к лучшему.