Часть третья
Улаживать; налаживать; исправлять; восстанавливать и поддерживать хорошие отношения между членами семьи и между семьей и сверхъестественными силами. Особый семейный совет, в ходе которого отношения «улаживаются» с помощью молитвы, обсуждения, признания, покаяния и взаимного возмещения убытков и прощения.
1
— Ты вообще во что-нибудь веришь, Бернард? — спросила Урсула. — Ты веришь в загробную жизнь?
— Не знаю, — сказал он.
— Да ладно, Бернард. Ответь мне прямо на прямой вопрос. Какой смысл быть преподавателем колледжа, если ты не можешь этого сделать?
— Боюсь, что в вопросе загробной жизни современные богословы склонны изворачиваться. Даже католические.
— Правда?
— Возьми, например книгу Кюнга
[86]«Быть христианином», одну из классических современных работ. В указателе ты не найдешь слов «Загробная жизнь» и «Царство небесное».— Не понимаю, какой смысл в религии, если нет небесного царства, — сказала Урсула. — Я имею в виду, зачем быть хорошим, если тебя за это не вознаградят? Почему бы не быть плохим, если в конечном счете тебя за это не покарают?
— Говорят, что добродетель уже сама по себе награда, — с улыбкой ответил Бернард.
— К черту это, — отозвалась Урсула и хрипло фыркнула над собственным выбором слов. — А как же ад? Эта затея тоже провалилась?
— Очень вероятно, и я бы сказал — к лучшему.
— И вместе с ним, видимо, и чистилище?
— Довольно занятно, но современные теологи, даже некатолики, гораздо больше симпатизируют идее чистилища, хотя о нем существует очень мало библейских свидетельств. Некоторые проводят аналогию между чистилищем и идеей реинкарнации в восточных религиях, которые сейчас довольно модны, особенно буддизм. Ну, знаешь, искупление своей жизнью грехов предыдущей жизни, пока не достигнешь нирваны.
— А что это?
— М-м-м... ну, грубо говоря, это означает уничтожение личного я, соединение с вечным духом Вселенной. Прыжок с Колеса бытия в ничто.
— Мне почему-то это не нравится, — сказала Урсула.
— Ты действительно хочешь жить вечно? — рискнул под дразнить ее Бернард. Эти богословские беседы, которые стали непременной принадлежностью его визитов в Макаи-мэнор, казались ему хождением по тонкому льду, учитывая состояние Урсулы; но именно она всегда их начинала и, похоже, получала странное удовлетворение, прибегая к его профессиональным знаниям и прощупывая его скептицизм.
— Конечно, — откликнулась она. — А разве другие не хотят? Ты не хочешь?
— Нет, — ответил он. — Я был бы очень рад избавиться от этого себя.
— В лучшем месте ты бы так не думал.
— А, место, — подхватил Бернард. — В том-то вся и сложность, верно? Думать о небесах как о месте. О саде. Городе. Счастливых Охотничьих Угодьях
[87]. Солидных таких местах.— Я всегда представляла себе рай в виде огромного собора, где на алтаре восседает Бог-Отец и все ему поклоняются. Так нам объясняли на уроках закона божьего в школе. Скучноватое создается впечатление — словно бесконечная торжественная месса. Конечно, монахини говорили, что нам не будет скучно, когда мы туда попадем. Эта перспектива, похоже, их очень вдохновляла, или они притворялись.
— Один современный теолог выдвинул идею, что загробная жизнь есть вид сна, в котором мы осуществляем все свои желания. Если у тебя желания мелкие, ты попадешь в мелкий рай. Более утонченные желания — и ты попадаешь в более утонченный рай.
— Замечательная идея. Откуда он ее взял? — спросила Урсула.
— Не знаю. По-моему, придумал, — ответил Бернард. — Просто удивительно, сколько современных богословов, отвергнувших ортодоксальную эсхатологическую схему, без зазрения совести придумывают новые, столь же фантастичные.
— Да уж, ну и словечки ты знаешь, Бернард, — язык сломаешь. Как там? Эсха... ?
- Эсхатологический. Относящийся к Четырем Последним Вещам.
— Смерти, Судному дню, Аду и Раю.
— Ты хорошо учила катехизис.
— Обычно монахини пороли нас, если мы этого не делали, — сказала Урсула. — Но по-моему, в идее того парня что-то есть.