Райские птички (ЛП)

Я кивнула, но ничего не сказала.

Это заставило его продолжать, потому что стало очевидно, что он не был доволен тишиной, наступившей после разбитого сердца.

— Моя семья очень похожа на твою, Элизабет. Мой отец – прямой потомок людей, которые основали мой родной город своей кровью, болью и страданиями. Кровь, боль и страдания были в нашей крови. Они затвердели, и с течением поколений стали хуже. Мой отец сделал все хуже. У него везде были дела, друзья, связи. Не спрашивай, как, потому что до сих пор, со всеми имеющимися в моем распоряжении ресурсами, я не могу точно определить, как он это сделал.

Он смотрел на меня, ждал. И снова я ничего ему не дала.

— Но не важно, как, — продолжал он. — Это то, что есть. Мы, русские, живем этим. Мы живем, как волки, воем, как волки. Это популярная русская идиома. Моя семья – хищники, плотоядные. Но все же вьючные животные. Даже меня как-то тянет к ним, несмотря на мое стремление к одиночеству.

Он наблюдал за реакцией.

Я ему ничего не дала.

— Мой отец поставил задачи перед каждым из нас, чтобы достичь цели. Власть – конечная цель. И побег с родины, конечно. Это наша родная земля, и она нас сотворила, но отец презирал ее. Моя задача состояла в том, чтобы сначала приехать сюда, посвататься и жениться на заранее выбранной женщине.

Мое сердце пропустило удар.

— Женщине со связями, которыми мог бы воспользоваться мой отец, — голос Лукьяна слегка смягчился, как будто он заметил перемену в моем сердцебиении.

Но это не повлияло на эффект его следующих слов.

— Я так и сделал. Это было не трудно. Она была привлекательной и опасной женщиной. Смерть следовала за ней по пятам. Мне нечего больше сказать, кроме того, что я был верным вьючным животным, — он помолчал. — И я выполнил свою задачу. Ее семья имела связи с нужными людьми в американском правительстве. Мы получили гражданство, а потом наше прошлое быстро стерли. Во всяком случае, официально. Я выполнил свою задачу. Отец не спускал глаз с моей жены. Я наконец-то увидел ее такой, какая она есть, и охотно отдал ему, даже с радостью. Конечно, я должен был официально остаться женатым, как и было частью плана. А отец – с матерью, по крайней мере, на показ. Для меня это не имеет значения.

Мне не терпелось спросить, почему. Почему его мать, без споров и борьбы, просто приняла эту жизнь, которую ей навязали.

Это не сломало ее? Ее муж так легко отшвырнул ее в сторону, но заставил там стоять, не отпуская? Или она уже была сломана? Неужели ей все равно? У нее, как у сына, ледяное сердце?

Но, с другой стороны, это не имело особого значения.

Женщины с холодным сердцем и женщины с разбитым сердцем – почти одно и то же. Они жили с болью, терпели ее, потому что по-другому никак. Другого выбора не было.

— Я отстранился от плана, от стаи. Но, конечно, у него вся власть. У нее власть. Она дала ему инструменты, чтобы он играл на мне. И у меня нет реальных сомнений в том, кто по правде обладает властью. Вот я и помог. Мне рассказали проблему моего отца, и я предложил решение.

Я никогда в жизни не слышала, чтобы он так много говорил.

Никогда в жизни мне так не хотелось отрезать ему язык.

— Ты, или, точнее, твоя смерть была решением. Это был довольно простой план. Никаких осложнений. Пока все не изменилось. Пока ты не изменила все.

Я выслушала всю историю без единой реакции. Ни единого вздоха, ни проклятия, ни крика.

Ничего.

Я подождала, пока он произнес последние слова, а потом еще долго ждала, пока эти слова не успокоились, разрывая мои внутренности и плоть, ища место, чтобы поселиться внутри.

— Ну и что теперь? — недоуменно спросила я.

Он вздрогнул. На самом деле вздрогнул от моего мертвого и пустого тона. Это был голос трупа. Если бы мертвые могли говорить.

— Что теперь? — повторил он, явно потрясенный моим ответом.

Я кивнула.

— Да, что из этого следует? — спросила я. — Теперь, когда ты успешно обманул меня, ты наконец-то выполнил свой контракт? Теперь, когда ты вскрыл меня, узнал, что внутри, разорвал на части, играл со мной и с каждым из моих сломанных кусочков. Теперь ты наконец убьешь меня? Это какая-то долгая игра, даже для тебя. Эффективная, конечно. Думаю, я не ожидала ничего меньшего. Ты же предан своей работе.

— Ты н-не… — он запнулся, что было так непохоже на Лукьяна.

Но я его не знала. Я знала то, что он показывал.

— Ты перестала быть моей работой в ту минуту, когда наклонилась и включила лампу, вместо того чтобы закричать, когда я стоял в твоей спальне. Когда ты приглашала смерть своими глазами. Именно тогда ты перестала быть работой и стала жизнью. Моей жизнью.

— Ох, да ладно, — прошипела я, гнев скрывал то, как дрожал мой голос. — Мне сейчас не нужны пустые слова. Твоя миссия выполнена. Это будет пуля в голову? — спросила я непринужденно. — Или перережешь мне горло и будешь смотреть, как я истекаю кровью, как зарезанная свинья? С другой стороны, ты смотришь, как я истекаю кровью с того момента, как вошел в мой дом много месяцев назад. Так что, возможно, остановишься на удушье. Тебе нравится придушивать меня в постели. Может быть, на этот раз ты не остановишься.