Райские птички (ЛП)

Я расхаживала по комнате, испытывая непреодолимое желание сбросить все рамы и уничтожить их, как он уничтожил меня.

— Еще так поэтичнее, — задумчиво произнесла я. — Если мне можно выбирать, то я хочу именно так, — я вопросительно посмотрела на него. — Если я имею право на просьбу. Ты разрешишь мне, нет? Но, думаю, в конце концов это не будет иметь значения. Потому что я буду мертва, и насрать, как это случилось, потому что мертвый – все равно мертвый, да?

Он уставился на меня, откровенно разинув рот. Это не было отвисшей челюстью, непривлекательным выражением, как у других людей. Его рот едва приоткрылся, глаза чуть расширились, но вся его аура излучала человеческую беспомощность.

Он открыл рот, как будто хотел возразить своим собственным словам, как будто хотел возразить природе. Затем снова закрыл его.

— Мертвый все равно мертвый, — сказал он наконец, голосом чуть более хриплым.

Эхо слов звенело в моих ушах, когда они снова погрузились в мертвую пустоту между нами.

— Это был просто еще один риск? — спросила я спокойнее, чем чувствовала.

— С тобой все рискованно, — сказал Лукьян.

В этот момент не было никакой победы. Не будет побед и в последующие мгновения.

— Нет, ты сказал, что ты виноват в нападении, это был еще один эксперимент, чтобы проучить меня… да? — спросила я. Или, может быть, умоляла. — Ты хотел разозлить меня настолько, чтобы я забыла о всеохватывающей тени, нависшей над моей жизнью за последние полтора года, и просто выскочила на улицу, как капризный подросток?

— Нет, — немедленно ответил он, не взвешивая свои слова, не подбирая идеальный ответ. — Признаюсь, это приходило мне в голову, но нет, это не был план, чтобы заставить тебя выйти. Если бы я знал, что так оно и будет, то, возможно, никогда бы тебе не рассказал правду. Я просто не думал об этом так глубоко.

Я фыркнула.

— Да, конечно. Человек, который анализирует каждый аспект своей жизни и всех, с кем он соприкасается – вплоть до садовника и уборщицы – просто не подумал об этом, — прошипела я. — Может, я и была дурой все это время, доверяя тебе, но я не идиотка.

— Ты не дура и не идиотка, — ответил он. — Скорее, я.

Его слова звучали правдиво, как и чувство вины, наполнявшее их.

— Если тебе нужно сочувствие, ты смотришь не в ту сторону, — честно сказала я ему.

Его взгляд был прикован к моему.

— Мне ничего не нужно, кроме тебя.

Я снова рассмеялась.

— И разве это не смешно? Ведь это единственное, чего ты не получишь.

Это была ложь.

Но я все равно ушла.

========== Глава 17 ==========

Моя ярость была такой сильной, что я испугалась самой себя. Я топала в фойе с красной пеленой перед глазами, прохладной дверной ручки на ладони было не достаточно, чтобы разбудить меня. Я была удивлена, что она не растаяла у меня в руке.

И только когда пронизывающий полуночный ветерок прошелся по ткани моей одежды, ярость уступила место пониманию.

Я посмотрела на свою босую ногу и на поверхность, к которой она была прижата. Бетон. За дверью.

Я хотела передвинуть ее. Вырвать из опасного смертельного места и убежать в безопасное. Но по мере того, как все больше беспокойства и паники поднималось по моей лодыжке, я поняла, что для меня нет нигде безопасности.

Только обман.

Вранье.

Смерть?

Он лгал обо всем, так что, может быть, теперь, когда правда вырвалась наружу, эти часы, отсчитывающие удары моего сердца остановились.

Было кое-что, о чем я Лукьяну раньше не рассказывала. О своей жизни после того как я сломалась. Когда Кристофер счел мою бесплодную утробу и разорванную душу хорошо выполненной работой и бросил, чтобы я жила с этим.

Лукьян лишь знал, что произошло потом.

Он знал, что я изменила все в своей личности, похоронила женщину – если когда-то была ею – из прошлого и изолировала себя в ветхом фермерском доме посреди ничего. Он верил, что все это произошло, когда мне показали, что мир свободы так же удушлив, как клетка.

Я создала свою собственную клетку.

Он знал это.

Но чего он не знал, так это того, почему я не убежала сразу. Не ухватилась за свою новообретенную и окровавленную иллюзию свободы и не оставила все позади.

Нет, я вернулась к тому, с чего все началось.

У меня ничего не было. Только одежда в рюкзаке на спине и сумка с деньгами, которую мне сунул один из головорезов Кристофера, пока он сам сидел за своим столом, наблюдая за мной с самодовольством, граничащим со скукой.

— Считай, что это выходное пособие, — сказал он, постукивая по клавиатуре и почти не обращая внимания на жену и мать ребенка, которого он убил.

Я посмотрела на нож для вскрытия писем на столе в нескольких дюймах от его запястья. Острый. Всегда острый. В этом доме все сделано для того, чтобы резать, ранить, убивать по команде.

Я думала броситься вперед и схватить оружие, вставить в его глазное яблоко и смотреть, как льется кровь.

Очевидно, меня сразу убьют. Скорее всего, я получу пулю в затылок прежде, чем увижу, как он умирает.

Смерть должна быть достаточной мотивацией. Я жаждала ее. Но я слишком труслива, чтобы искать ее сама.

«Просто сделай это», — уговаривал меня внутренний голос. — «Отомсти за свою дочь. Ты у нее в долгу.»