- Наконец-то! - обрадовалась Вилина. - Наверное, теперь и до города недалеко? А знаешь, я почему-то очень смутно помню школьную программу. Учителей, названия предметов... а что по ним проходили, понятия не имею. Хотя была отличницей. И лет не много прошло, а пытаюсь вспомнить и не могу. Странно, правда?
"Конечно, ей двадцать один год, значит, она не училась в Эколе! - догадался Джереми. - Фальшивая память - поверхностна".
- Вилина, - произнес он, чувствуя себя неожиданно взрослым и умным, прозревшим, который ведет за руку слепую. - Это не странно, нет. Я тебе потом расскажу, в чём дело. Всё совсем не так, как ты думаешь.
- Какой ты загадочный и важный, Колючка... - она устало улыбнулась и, как раньше, кажется, целую вечность назад, легким движением взъерошила ему на затылке волосы - снова превращая в глупого мальчишку. - Да говори уже!
Но рассказать он не успел.
Тонкая перемычка суши выгибалась, не как горлышко кувшина - скорее, лебединой шеей. У Джереми язык прилип к небу, когда впереди, за поворотом дороги, жидкую ночную темень пересекла белая полоска шлагбаума.
Глава 23
Шлагбаум поднялся и Верхаен вздохнул с облегчением - наконец-то тяжёлая поездка позади.
Осталось загнать машину в гараж и прогуляться от рабочего городка до дома. Теплая южная ночь, цикады и мерный рокот океана - в любой точке Эколы слышно океан, совсем не так, как в Миннеаполисе.
В Миннеаполисе всё по-другому. Чёрт бы побрал этот Миннеаполис, вместе с Миленой и её слезами.
Она разбудила его телефонным звонком. Пришлось вылезать из постели, потревожив Софи, расспрашивать, что случилось, собираться, чертыхаясь, а после по пыльной степи выбираться на трассу и мчаться в аэропорт.
- Гельмут, я умираю, - всхлипывала жена, - не знаю, успеешь ли ты со мной попрощаться.
- Что случилось, расскажи внятно! С чего ты взяла, что умираешь?!
- Мне стало плохо, левая рука отнялась, в глазах поплыли круги, и я упала, - голос прервался.
- Милена, ты здесь? - не выдержал театральной паузы муж.
- Не кричи на меня... да, я здесь, мне трудно говорить.
- Прости. Ты остановилась на том, что упала.
- Да, в глазах потемнело, я упала. К счастью - на ковёр. А не где-нибудь в ванной комнате на мраморную плитку или угол джакузи.
- Но отчего ты решила, что умираешь?!
- Перестань на меня кричать, я прошу тебя.
- Хорошо, хорошо, я просто волнуюсь, ты же понимаешь.
- Беатрис как раз зашла узнать, что подавать на ужин. Она помогла мне подняться и дойти до кровати. Настаивала на вызове бригады скорой помощи, но ты же знаешь, как я ненавижу все эти больницы.
- Надо было звонить девять один один и не думать.
- Я позвонила на сотовый Вильяму, и он тут же приехал.
- Кто такой Вильям?
- Вильям Скотт, наш семейный доктор. Вот видишь, ты со своей работой скоро забудешь, как зовут родную жену, не только доктора.
- Милена, я тебя прошу. Давай оставим пикирования на потом. Что он тебе сказал?
- Он сказал, - захлебнулась слезами жена, - что у меня, скорей всего, случился микроинфаркт и в любую минуту, он может повториться, но... но исход... может быть...
- Тебя госпитализировали?
- Нет, я отказалась ехать в больницу. Я хочу умереть в родных стенах.
- Милена, твой пафос не уместен! Ты должна находиться в реанимации, под присмотром врачей!
- Каким же ты стал бездушным, - донеслось сквозь всхлипывания, и в ухо раздраженного мужа автоматной очередью разрядилась серия коротких гудков.
"Нет, это чёрт знает, что такое", - бормотал Верхаен, выныривая из стеклянных дверей аэропорта под крупные, сырые хлопья снега.
Он и забыл, что на свете существует зима городских улиц со слякотью под ногами и ледяным ветром, задувающим под замшевую парку.
К счастью, такси подъехало быстро, и даже удалось вздремнуть в теплом салоне под тихие ретро-напевы радиоприемника. В самолете Гельмут не сумел расслабиться. Все эти воздушные ямы, ощущение собственной беспомощности и зависимости от мастерства пилотов действовали ему на нервы.
Вдобавок, рядом с ним летела семья с шустрым розовощёким малышом, который уже научился говорить, а потому задавал миллион вопросов. Одновременно он желал попить, поесть, достать из маминой сумки любимую книжку и переключать каналы маленького телевизора, встроенного в спинку сиденья напротив.
Это было просто невыносимо. Никакого покоя! Нет, даже ради Софи он никогда не пойдёт на подобное. Все хорошо в своём возрасте.
Профессор вспомнил влажные карие глаза под плотной шторкой густых ресниц, маленький, чуть вздернутый носик и нежные розовые губы: "Я хочу от тебя ребенка, Гельмут".
Он тогда промолчал. Но в следующий раз скажет ей прямо - ему не нужно никаких детей. Она сама будет его малышкой, его маленькой девочкой. Её он и будет обожать и баловать, как собственное дитя.
Вот только что делать с Миленой?
Выбираясь из такси, он поймал за кончик промелькнувшую мысль: "А что, если и правда - инфаркт?".
Поёжился под налетевшим ветром и заторопился к ярко освещенным дверям особняка, в которых испуганно жалась домработница.
- Добрый день, мистер Верхаен. Как вы добрались?