Райский остров

Здесь были зерна риса и соль, благословленные местным священнослужителем, морские черепахи, огромные кокосовые орехи, молочные поросята, готовые к тому, чтобы их насадили на вертел, а также цыплята с такими длинными ногами, что их обычно называли «бегунки».

Подобное зрелище выглядело весьма живописно и поражало изобилием.

Жители деревни сидели в кругу и наблюдали за танцем девочки лет двенадцати-тринадцати, окутанной, словно коконом, яркой золотистой тканью, с пестрым венком на голове.

Музыканты играли для нее и сами при этом двигались в странном танце, который исполнялся ими с совершенно непроницаемыми лицами.

Девочка как-то странно двигала шеей, так что голова при этом перемещалась то вправо, то влево. Лицо ее оставалось совершенно неподвижным, только глаза с невероятной быстротой вращались из стороны в сторону.

Стоя в отдалении, граф и Роксана некоторое время наблюдали за танцовщицей, а затем, не говоря ни слова из страха помешать зрителям, Роксана потянула графа назад, через ворота, вновь в ночную тишину, на залитые луной поля.

— Я бы с удовольствием предпочел остаться там до конца танца, — сказал граф с некоторой обидой в голосе.

— Это танец лелонг, — объяснила Роксана. — Он может продолжаться в течение пяти часов.

— Пяти часов? — воскликнул пораженный граф.

Она даже чуть-чуть посмеялась над его удивлением.

— На Бали никто никуда не спешит.

— Однако вы спешите спровадить меня домой, — заявил он.

— Я думаю о Поноке, — объяснила она. — Балийцы боятся темноты. Если бы он был один, без нас, он бы пел и кричал самым высоким голосом, на какой только способен.

Граф улыбнулся.

— Могу догадаться почему… Чтобы отогнать злых духов!

— Вы начинаете все лучше понимать здешнюю жизнь и людей, — одобрила Роксана. — Темнота полна неизвестности, вот почему они очень любят свет и солнце и совсем не хотят, чтобы в темноте на них начал охоту лейяк, который действует только по ночам.

Они шли вперед, по-прежнему держась за руки, и вскоре, к глубокому огорчению графа, для которого время пролетело слишком быстро, они добрались до деревни, где жила Роксана.

Граф оставил лошадь под присмотром маленького мальчика во дворе, и хотя стены здесь были достаточно высокие, он все же увидел слабый свет над ними, видимо, льющийся из окон хижины, и догадался, что это, вероятно, Гитруда ждет их возвращения.

Дойдя до калитки дома Роксаны, Понок остановился и, когда девушка поблагодарила его, поклонился и поспешил к своему дому, который находился на другом конце деревни.

Когда Понок ушел, Роксана уже собралась было войти в калитку своего дома, но граф задержал ее и, потянув за руку, отвел в сторону, в густую тень высокого цветущего дерева, сладкий аромат цветов которого, напоминающий запах жасмина, наполнял воздух волшебным очарованием.

И когда замерли вдали шаги Понока, наступила глубокая тишина, они остались одни, и только звезды над их головами и лунный свет, отражавшийся в глазах девушки, когда она подняла лицо с выражением немого вопроса, были единственными свидетелями их разговора.

— Что такое? — спросила она, подумав, что ему нужно сказать ей что-то важное.

— Я хочу поблагодарить вас за очаровательный вечер, — ответил он.

— Был ли он действительно очаровательным для вас?

— Это не совсем верное слово, в моем словаре вообще нет ни одного подходящего слова, которым я мог бы выразить то, что вы сделали для меня сегодня вечером, и мою благодарность вам.

— Я очень рада, что вам было… приятно.

Граф улыбнулся.

— «Приятно» тоже не совсем подходящее слово для того, чтобы выразить мои чувства, — сказал он, — но все равно это необходимо сделать.

Роксана молча ждала, не понимая, куда он клонит.

Граф так и не отпустил ее руку, и девушка ждала со странным напряжением, почти так же, как несколько часов назад они ожидали начала танца, когда все чувства и эмоции были напряжены до предела, так что казалось: еще немного — и это ожидание станет невыносимым.

— Я не могу словами выразить вам свою благодарность, — сказал граф, — поэтому я хочу сделать это по-другому.

С этими словами он обнял ее и прижал к своей груди. Она не сопротивлялась, но каждая клеточка ее тела дрожала от напряжения и еще какого-то необъяснимого и незнакомого ей раньше чувства. Затем его губы прижались к ее губам и захватили их в сладкий плен.

В первое мгновение его поцелуй был очень нежным, немного нереальным, как если бы он все еще находился под воздействием завораживающего, гипнотического танца, который они только что видели, и магического очарования сверкающих в лунном свете голубым неземным светом рисовых полей.

А затем нежность ее теплых губ и его собственные чувства, вспыхнувшие с небывалой силой, которой он даже в себе не подозревал, заставили его впиться поцелуем в ее рот с требовательной настойчивостью и страстной чувственностью.

Но это была не просто чувственная страсть, что внезапной волной охватила его, в этом чувстве было что-то еще более глубокое, более важное, затрагивающее самые глубины его души.