– Как французы, – сказал он. И они заспорили о питейных традициях французского рабочего класса, и тут мадам с ним согласилась, но, чтобы поддразнить, ехидно заметила, что женщины бросили его навсегда. Он ответил, что обе ему надоели, и спросил, не согласна ли она занять их место. Нет, ответила она, чтобы вызвать какие-то чувства у француженки, да еще южанки, он еще должен доказать, что он действительно настоящий мужчина. Дэвид ответил, что поедет в Канны, там наконец поест как следует, вернется, точно лев, и тогда держитесь все южанки.
Они нежно расцеловались, как подобает любимому постояльцу и brave femme,36
и Дэвид отправился принимать душ, бриться и переодеваться.После разговора с мадам и душа он повеселел. «Интересно, что бы она сказала, узнав, что происходит на самом деле, – думал он. – После войны многое изменилось, и оба они, и мадам и месье, умели жить и старались идти в ногу с переменами. Мы для них – три постояльца и des gens tres bien.37
А почему бы и нет – доход приносим, не буяним. Русские сюда больше не приезжают, англичане беднеют потихоньку, немцы разорены, и тут появляемся мы, игнорируя заведенные порядки. Но кто знает, может быть, в этом и есть спасение всего побережья. Мы – первооткрыватели летнего сезона, а приезжать сюда летом по-прежнему считается сумасшествием». Он побрил одну щеку и взглянул на себя в зеркало. «Хоть ты и первооткрыватель, – подумал он, внимательно и с отвращением рассматривая в зеркале свои белые, почти серебристого цвета волосы, – но не настолько, чтобы брить лишь пол-лица».От раздумий его отвлек гул мотора поднимающегося по отлогому склону автомобиля. Он услышал, как зашуршали по гравию колеса и машина остановилась.
В комнату вошла Кэтрин. На голове у нее был шарф, а лицо закрывали темные очки. Она сняла очки и поцеловала Дэвида. Он обнял ее и спросил:
– Ну, как ты?
– Неважно, – ответила она. – Слишком жарко. – Она улыбнулась и положила голову ему на плечо. – Как хорошо дома.
Он вышел, приготовил коктейль «Том Коллинз» и принес его Кэтрин, которая только что приняла холодный душ. Она взяла высокий запотевший стакан, отпила немного и прижала стакан к гладкой темной коже живота. Потом коснулась стеклом груди и сделала еще глоток, снова прижала холодный стакан к животу.
– Чудесно, – сказала она.
Он поцеловал ее, и она повторила:
– О, как приятно. А я совсем забыла об этом. Почему бы нам не вспомнить все, а?
– Нет.
– И все-таки, – сказала она. – Я вовсе не намерена уступать тебя кому бы то ни было раньше времени. Это слишком глупо.
– Оденься и пойдем, – сказал Дэвид.
– Нет. Я хочу побыть с тобой, как раньше.
– Это как же?
– Сам знаешь. Как ты любишь.
– Как я люблю?
– А так.
– Осторожно, – сказал он.
– Ну, пожалуйста.
– Ладно.
– Помнишь, как это было впервые в Гро-дю-Руа?
– Раз ты хочешь…
– Спасибо, что не упрямишься, потому что…
– Молчи.
– Все как в Гро-дю-Руа, только еще лучше, потому что меня с тобой не было. Пожалуйста, не спеши, не спеши, не спеши…
– Да…
– Тебе хорошо?
– Да.
– Нет, правда?
– Да, раз тебе хорошо.
– О, мне очень хорошо, и тебе… и мне, пожалуйста, не спеши…
– Не буду.
– Да… Так. Пожалуйста, давай вместе. Пожалуйста…
Потом они лежали на простынях, и Кэтрин, касаясь его ступни кончиками пальцев загорелой ноги, оторвалась от его губ и спросила:
– Ты рад, что я вернулась?
– Ты, – произнес он. – Ты вернулась.
– А ты и не надеялся? Еще вчера все было кончено, и вот я снова с тобой. Ты счастлив?
– Да.
– Помнишь, когда-то я хотела лишь одного – побольше загореть. И вот я – самая смуглая в мире белая женщина.
– И самая белокурая. Ты такого же цвета, как бивни. Так мне всегда казалось. И кожа у тебя такая же гладкая.
– Я счастлива, и я хочу любить тебя, как раньше. Я не отдам тебя ей, ничего не оставив себе. С этим покончено.
– Ну, тут пока не все ясно, – сказал Дэвид. – Но тебе правда лучше, да?
– Правда, – ответила Кэтрин. – Нет больше удрученной, жалкой, страдающей Кэтрин.
– Ты снова славная и очаровательная.
– Все прекрасно, и все изменилось. И мы меняемся, – сказала Кэтрин. – Сегодня и завтра ты мой. Марите принадлежат следующие два дня. Боже, как я голодна. Первый раз за эту неделю я так хочу есть.
Во второй половине дня, после купания, Дэвид и Кэтрин поехали в Канны купить парижские газеты, а потом, перед тем как вернуться домой, сидели в кафе, читали и весело разговаривали.
Переодевшись, Дэвид нашел Мариту в баре за книгой. Это была его книга, которую она еще не читала.
– Хорошо поплавали? – спросила она.
– Да. Заплыли далеко-далеко.
– Ты нырял с камней?
– Нет.
– Очень рада, – сказала она. – Как Кэтрин?
– Лучше.
– Да. Она знает, чего хочет.
– Ты-то как? Все в порядке?
– Все хорошо. Вот читаю.
– Ну и как?
– Скажу послезавтра. Я читаю медленно, чтобы не закончить раньше времени.
– У вас что, сговор?
– Возможно. Но не беспокойся, я не изменила отношения к тебе и к твоей книге…
– Ладно, – сказал Дэвид. – Но мне очень не хватало тебя утром.
– Послезавтра, – сказала она. – И не волнуйся.
Глава двадцать первая