Райский уголок

Но во второй раз все было отвратительно. Мать Майка Ю попыталась приготовить в честь гостьи настоящий английский обед, и, несмотря на этот откровенно дружественный жест, Миранду едва не стошнило прямо за столом. Мама Майка Ю подала огромные луковицы в качестве гарнира, просто шмякнула сбоку на блюдо вареные луковицы, будто это нормальные овощи, – рядом со шматом свинины. Миранда сражалась со свининой (жесткая/пересоленная) и луком (склизкий/тошнотворный), и ее буквально выворачивало, и она сумела скрыть это, только изобразив приступ кашля. Вдобавок еще дедушка Майка Ю сидел там с целлулоидной физиономией и слипшимися глазами и руками засовывал в рот яйца, сваренные вкрутую.

Несмотря на весь этот ужас, Миранда так привязалась к Майку, что даже попыталась учить китайский, чтобы они могли общаться на его родном языке. Впрочем, это ни к чему не привело. На то, чтобы выучить слово «вторник» (tinsywaah), у нее ушла целая неделя, потом еще столько же на «среду» (tinseeteer), но к тому моменту она уже забыла «вторник». Миранда рассчитывала, что это будет пустяковым делом, ведь ее мать стала почти билингвой (английский/испанский) за несколько посещений вечернего кружка.

Миранда отчаялась и продолжила говорить по-английски и жестами. Она выучила, как зовут маму Майка Ю (Ю Анкинг), что означает «Кроткая», и его папу (Ю Хукинг), что означает «Счастливчик», но до дедушки Миранде дела не было, она даже смотреть на него не хотела.

Миранда возблагодарила Господа, что у Майка английское имя, в противном случае ей, возможно, не удалось бы встречаться с ним.

– Но у него наверняка есть китайское имя, – сказала я.

– Нет, – заверила Миранда. – Майк и по-китайски Майк.

Короче, Миранде требовалась работа, чтобы были деньги на шмотки и косметику, надо же ей выглядеть стильно и привлекательно для Майка Ю, тем более что в старую одежду ее разросшийся бюст уже не умещался. Свои лифчики «Дороти Перкинс» она отдала сестре Мелоди, которая никаких таблеток не принимала и вообще в период полового созревания сделалась похожей на парня, ей даже приходится носки в лифчик засовывать.

Мое же стремление устроиться на работу не имело ничего общего с эмоциональными романтическими причинами Миранды, во всяком случае, мои мотивы не были столь прямолинейны, – впрочем, это неважно, потому что времени на них все равно не осталось. Ее рассказ затянулся на все сорок пять минут нашей прогулки до места.

– Вот, – вытянула руку Миранда, показывая, – «Райский уголок».

Я щелчком отправила окурок в канаву, и мы с опаской перебрались через решетчатый мостик.

Миранда – в высоких башмаках – шагала осторожно и внимательно смотрела, куда ставит ногу. Я, глянув вниз, заметила, что в маслянистой луже валяется трость.

– Господи, – неуверенно пошатываясь, пробормотала Миранда, – отсюда уж точно ни один старый говнюк не смоется.

Мы постучали в дверь, и, пока дожидались, я глазела вокруг и заметила в окне над дверью какую-то женщину. Она не смотрела на улицу, а просто прижалась щекой и ладонями к стеклу – мой брат Джек делал точно так же, когда скучал по маме. Он еще потом стирал мутные пятна от своего дыхания. Спустя некоторое время дверь открылась, на пороге возникла пожилая медсестра и проводила нас в просторную жаркую кухню.

Дама в фартуке, представившаяся кухаркой, объявила, что уже почти время чая. Жестом велела нам сесть и принялась раскладывать черпаком из громадного медного чана горячие волокнистые плоды по плошкам, расставленным на другом конце чисто выскобленного стола. Судя по виду, то был вареный ревень.

Потом к нам присоединилась женщина лет сорока, которую звали Ингрид, она была очень высокой и, очевидно, начальницей.

– Выпьем чаю? – спросила она, глядя на кухарку.

Та улыбнулась и ответила:

– Ага, давайте. И с булочкой небось?

А потом с нами побеседовали, прямо там, за столом. На буфете выстроились подносы с угощением к чаю, стайкой впорхнувшие в кухню медсестры подхватили подносы, а кухарка налила кипяток в два огромных заварочных чайника, и это был лучший чай на свете – прямо как в старые добрые времена или как в королевском дворце. И все было восхитительно, вот только я заметила, что у Ингрид красные глаза, то ли она долго рыдала, то ли чем-то больна. На ее месте я бы сказала: «Простите, что у меня глаза красные, это сенная лихорадка разыгралась», и неважно, правда это или нет. Но она ничего не объяснила.

Так странно сейчас называть ее Ингрид, потому что после той первой беседы она упоминается далее просто как Жена Хозяина, но вот в тот момент было именно так. И еще я сейчас не на сто процентов уверена, что ее звали Ингрид, – может быть, Инга или Ирена. Помню только, что точно начиналось с гласной и означало «Божественная Сила» на древнескандинавском. Можете сами посмотреть, как правильно.