Райский уголок

Когда стали известны все подробности – Марк погиб в автокатастрофе, автомобиль, которым управляла его подружка Глория Джонс, врезался в дерево, – мне стало жалко Глорию Джонс. Люди во всем обвиняли ее, у них всегда виноват водитель, особенно если водителю удалось выжить. Я по горькому опыту знала, каково Глории. Ты опустошен и винишь себя – или, возможно, не винишь. В моей версии событий Марк Болан буянил на пассажирском сиденье, в шутку хватал руль – неуправляемый и возбужденный, он же поп-звезда и все такое. Мы, конечно, не знаем, как оно было на самом деле, но можно предполагать.

Но Глория Джонс ничего такого не рассказала. Марк погиб, и она знала, что страна будет скорбеть, – не могла же она обвинять его в том, что авария произошла из-за его дурацкого поведения. Это то же самое, как в случае со смертью мисс Миллз. Я же не могла обвинить ее, не могла сказать: «Она орала, истерила и нервировала остальных женщин в палате» или «Я усадила ее на самый край кровати, но она не смогла подвинуться дальше и упала». Я приняла на себя все сто процентов вины.

Короче, Марк Болан умер, и это было неожиданно. Я могла сравнить с тем днем, ровно одним календарным месяцем раньше, когда бакалейщик привез нам ультиматум о неоплаченных счетах, а тут умер Элвис, и Хозяин сказал, что он не уверен, что хочет оставаться в мире, где нет больше Элвиса. И одна из барменш из «Пиглет Инн» сидела на лавочке около бара и рыдала, приговаривая, что ее «ханка ханка жгучая любовь»[44] скончался на толчке[45] и она будет сидеть тут и вспоминать его, а если кто хочет выпить, пускай сам себе наливает.

Хозяин и все пожилые люди были абсолютно раздавлены смертью Элвиса, но сестры – нет. Они печалились, но не были опустошены.

С Марком Боланом все обстояло иначе. Ну да, он выпустил меньше альбомов и не подарил рок-н-ролл целому поколению, но он был наш, мы к нему привыкли, и у него было свое телешоу, выразительные глаза и нежные женственные черты. И невозможно представить его пожирающим двойной бургер и не желающим заниматься сексом. Его представляешь отказывающимся от бургера и занимающимся двойным сексом. Вот в чем разница. Я-то его не боготворила. Но вот все остальные, включая мою сестру, – да. И они рыдали и выли. Мелоди села в лондонский автобус – хотя и вступила в панк-фазу – и поехала положить цветы у рокового дерева, и там их были тысячи (людей и цветов).

Майк Ю явился с ящиком капусты и моркови, которые как раз заканчивались, для жаркого к ужину. И поскольку практически все были ослеплены горем из-за смерти Марка, а Миранда и вовсе пребывала на грани истерики, Майку пришлось заниматься ужином самостоятельно.

Миранда рыдала на плече у Майка Ю на глазах у всех в кухне, пока он нарезал морковку.

Салли-Энн тоже огорчилась, но не подавала виду.

– Тебе как будто все равно, Салли-Энн, – сказала Миранда.

Салли-Энн сдержанно ответила, что ей грустно, но она не может плакать, потому что внутри у нее все умерло. Мысль о том, что внутри Салли-Энн все умерло, показалась мне куда более печальной, чем смерть Марка.

Моя печаль по поводу мертвенности внутри Салли-Энн, должно быть, отразилась на моем лице, потому что Майк сказал, обращаясь ко мне поверх плеча Миранды:

– Мне ужасно жаль, что это парень Ти Рекс умер, Лиззи, я знаю, он тебе нравился.

А я почему-то, не подумав, брякнула:

– Да нет, на самом деле я его не очень любила.

И все обалдели. Неправильно, конечно, было говорить такое о парне 29 лет от роду, который только что умер, и я постаралась сгладить впечатление, добавив, что это вообще кошмар, когда кто-то умирает, особенно молодой человек, и все такое. Но худшее уже случилось, и я предстала бездушной – бездушнее, чем Салли-Энн, у которой, по крайней мере, было оправдание, что она мертва внутри.

Смерть Марии Каллас, о которой мы услышали в тот же день чуть позже, тоже стала, конечно, горем. Хозяин приплелся в кухню весь в слезах и врубил свой «панасоник» на полную громкость. И после множества перемоток оперной музыки туда-сюда он включил самую отвратительную какофонию на свете (последнее выступление Марии Каллас в опере).

– Музыка – это образ лучшего мира, – сказал он. – О, La Divina Мария!

Майк Ю сунулся в кухню проверить, как там жаркое, и спросил, что такое с Хозяином.

– Умерла его любимая певица, – пояснила я.

– Я думал, его любимый певец Элвис, – удивился Майк.

– Элвис был для секса с его бывшей. – Миранде пришлось кричать, чтобы ее расслышали.

– А это кто тогда? – спросил Майк.

– Это Мария Каллас – она умерла, – сказала я и заплакала.

Я вытирала слезы, бежавшие по щекам, и от этого плакала еще горше. Я не понимала, отчего именно, может, из-за Марии Каллас и тревожной музыки, или, может, из-за того, как Хозяин вытирает слезы огромным белым носовым платком, или, может, от того, что Майк стоял рядом в клубах пара и в полосатых варежках-прихватках.

Майк дружески похлопал меня по плечу, и мне стало легче.