Миновали рождественские праздники. Строительные работы в парке шли строго по графику, несмотря на ледяной январский холод. Три маленьких шале уже были готовы, четвертое заканчивали, и с открытием парка в них могли разместиться семейные посетители. Во всех помещениях для зверей прошла большая зимняя уборка, ввели усовершенствования, подсказанные ветеринарами, которые пользовались отсутствием публики, чтобы улучшить среду, в которой жили их питомцы. Бригада электриков разместила камеры наблюдения и прожекторы с автоматическим включением в стратегически важных местах, которые определил Лоренцо. Несколько обильных снегопадов помешали некоторым теплолюбивым животным выходить наружу, зато все другие – тигры, волки и белые медведи – с удовольствием кувыркались в снегу. Садовники подстригли деревья и кусты, а затем принялись за новые посадки под руководством ландшафтного дизайнера, который перепланировал аллеи. Парк, как и все предыдущие годы, преображался и хорошел в период закрытия.
Лоренцо, по горло занятый работой, позволил себе за все это время только один свободный уикэнд. Как и в предыдущие годы, он совершил нечто вроде паломничества в Италию – сперва в Бальме, на могилу деда, потом в зоопарк «Гран-Парадизо». Этторе возил туда внука, когда он был маленьким, и они вместе любовались природой и животными – горными козлами, сернами, сурками, следили за полетом ястреба или королевского орла. А потом Этторе, замученный ревматизмом, уже не смог самостоятельно передвигаться и только предавался ностальгическим воспоминаниям об их прогулках. В тот день, когда Лоренцо объявил деду, что намерен готовиться к поступлению в Ветеринарную школу, гордости старика не было пределов.
Лоренцо знал, чем он обязан деду; именно в память о нем он регулярно посещал «Гран-Парадизо». Он не мог отчетливо помнить отца, зато благоговейно хранил в душе образ Этторе. Старик любил его, хотя стыдливо скрывал свои чувства; он долгие годы заменял внуку отца, согревая теплом, которое, увы, не смог дать ему Клаудио и в котором ему отказывал Ксавье.
Вернувшись из Италии, Лоренцо стал часто проводить вечера в обществе Сесиль. Ему все больше и больше нравились ее живой ум, мягкость, чувство юмора. Он чувствовал, что его тянет к ней, но пока еще не чувствовал влюбленности. Во всяком случае, им было весело вместе, они флиртовали друг с другом, и в такие моменты Лоренцо не вспоминал о Жюли. Увы, она все больше смущала его своим видом: живот, в котором рос ее ребенок, мало-помалу округлялся. Лоренцо со стыдом признавался себе, что почел бы за счастье стать отцом этого младенца, оказаться на месте Марка. Как он мог быть таким эгоистом – и таким идиотом! – чтобы пренебречь Жюли и потерять ее десять лет назад! Он проиграл свое счастье, заключив бессмысленное пари с судьбой в надежде на то, что Жюли, подобно Пенелопе, будет покорно ждать его. Он убедил себя в том, что болезнь ее матери – просто удобный предлог, чтобы не заниматься дикими животными, которых она не любила и боялась. Какая глупость! И теперь, когда Лоренцо ежедневно видел Жюли – опытную, увлеченную своей профессией, – он понимал, чего лишился, уехав в Африку без нее. Ошибка молодости… ему пришлось дорого заплатить за нее. А второй непоправимой ошибкой стало его желание снова увидеться с ней, предложить работу в своем парке и взять ее на эту работу. Почему он решил, что исцелился от любви к ней? Или, напротив, понадеялся, что сможет вновь ее завоевать? Увы, последующие события доказали и эту его ошибку: Жюли любила Марка и решила создать семью именно с ним. А Лоренцо был слишком прямодушным, чтобы позволить себе хоть один намек на свои чувства, хотя бы один ласковый жест. Он заставлял себя разговаривать с Жюли чисто по-дружески, и они прекрасно сработались вдвоем. С этой сугубо профессиональной точки зрения Лоренцо с самого начала восхищался ее успехами. Она научилась внимательно выслушивать других ветеринаров и принимать верные решения. А главное, она была такой красивой, такой лучезарной и такой близкой – только руку протяни…
– О чем ты думаешь? – спросила она.
Они стояли перед загоном Тонки – волчицы, прооперированной неделю назад. Ее рана на лапе плохо заживала, и животное выглядело неспокойным и угнетенным.
– Ты витаешь мыслями где-то очень далеко. Или я ошибаюсь?
Жюли дружески улыбалась, а он молчал. Не мог же он признаться, что думает именно о ней, о том, что потерял ее, и о своем жгучем сожалении из-за этой потери. Понимая, что он не ответит, Жюли снова обернулась к волчице.
– Я могла бы часами смотреть ей в глаза, – добавила она.
У волчицы действительно были изумительные глаза медово-желтого цвета, и она не спускала их с людей, опасливо следя за каждым их движением. Как и все животные в парке, она боялась ветеринаров и доверяла, да и то лишь отчасти, только своему смотрителю, к которому уже привыкла.