Рак. Опыт борющихся. Методики лечащих

– Все нагноилось и пришлось вскрыть снова, – рассказывает Светлана. – Вторая реанимация стала для меня кромешным адом. Боль была неимоверная. Хотелось лезть на стены и выть! Постоянная температура, отсутствие всяких сил, опиаты, обезболивающие каждые пятнадцать минут. И каждое движение как тысяча ножей – в бока, в живот – везде. Чтобы как-то заснуть и справиться с болью, я старалась просто дышать на раз-два-три-четыре-пять, заставляла себя считать – сколько могла. Когда совсем припекало, подавала сестричке знаки, пыталась присаживаться на постель, да она и сама подходила ко мне: «Что, милочка, совсем не-можется?» – и вкалывала очередную дозу. Полегче стало только через два дня после операции, я немножко воскресла, подумала: «Все-таки жизнь есть…».

– Перевязки – это отдельный аттракцион, – продолжает певица. – Персонал использовал клеол – это фактически клей «Момент», только жидкий. Выглядела повязка следующим образом: марлевый тампон, сверху общая марля, и все это посажено на клей, который тут же становился частью твоей кожи. А сдирать его надо было спиртосодержащим раствором. Представляете, что ощущает человек, которому трут разъедающим веществом по ссадине? Включите воображение: свеженаработанная ссадина и спирт!

Было очень больно. Но иного способа на тот момент не было, не придумали еще в середине девяностых, как фиксировать на животе такую повязку.

– Но даже тогда, лежа в реанимации, я себе твердила: останусь жива, все равно буду выходить на сцену, – убеждает Светлана.

Откуда столько силы и стойкости

Светлана помнила, что во время лечения паники, страха у нее не было. Ее больше волновало другое – больше всего она боялась стать обузой для близких людей:

– Я лежала и думала: «Черт подери! Надо поскорее выкарабкиваться…».

Еще Светлана в разговоре называет себя с легкой иронией «героем», «партизаном», потому что пыталась стоически выносить все процедуры.

– Не люблю никого дергать, беспокоить, особенно медперсонал, – говорит она. – Считаю: главное – не мешать работать людям… Я человек такой. То ли меня так воспитали, то ли от родителей передалось… Мои мама и бабушка – блокадницы, им было что мне рассказать. Они все 900 дней пробыли в Ленинграде, не эвакуировались. Маме на тот момент было всего семь лет, но ведь дети в таком возрасте уже многое понимают. Бабушка же работала в диспансере. И то, как, несмотря на все ужасы и кошмары, люди достойно переносили все тяготы, не может не впечатлять! Они просто делали свое дело: мама училась, бабушка работала, как могли, помогали близким, соседям и не хныкали. Какое, к черту, уныние? Зубы сжал – и живи. Они внушили мне чувство собственного достоинства: главное, чтобы самому перед собой не было стыдно. Отчаяние – это грех. Позволить людям порхать вокруг себя, кудахтать и пытаться вызвать сожаление в свой адрес – не мой стиль. Я не имела на это права, потому что в моей голове, в моих ушах, в моем сердце звучали рассказы мамы и бабушки. Вот там действительно был ад! Такое пережить! И ничего – не роптали. Я хотела быть достойной памяти людей, которые меня воспитали. А сколько вокруг меня тех, кто годами мучается, но как-то справляется с этими болями, находит силы не спиваться, делиться опытом, а, может быть, даже и работать. Эти примеры грели мне душу…

Выздоровление

Восемь долгих лет ушло у Светлана на то, чтобы победить проклятый рак.

– То, что мне пришлось пережить, не забуду никогда, – признается певица. – Помню, как корчась от боли, я мечтала только об одном, – чтобы хватило сил уйти в мир иной достойно, без диких криков! Помню, как все раздумывала: «За что мне это? За что Господь послал такое испытание?» Клялась ему: если выздоровею, не буду больше ругаться матом, стану добрее и начну всем помогать.

– Когда я вернулась домой, весила 43 кг при росте 160 см. Сейчас, наверное, это считается нормальным… Я помню, как впервые взяла скрипку: она показалась мне многотонным сооружением, которое я еле взгромоздила на плечо. И после этого усилия уже просто не могла шевелить смычком.

Борясь с недугом, Светлана при этом умудрялась жить активной творческой жизнью. Создала группу «Сурганова и Оркестр», гастролировала. И никто из поклонников ни о чем не догадывался!

Более того, Сургановой позже пришлось перенести еще операцию.

– Я долго не решалась на восстановительную операцию, потому что была напугана второй реанимацией – уж больно много она отняла у меня сил, все соки выпила. Ну, и потом, у «Ночных Снайперов» был очень напряженный гастрольный график, мы много ездили, а выпадать из жизни не хотелось. Пугали и возможные осложнения, эта неопределенность: срастется – не срастется. Короче, я дотянула до калькулезного холецистита. Доктор мне и говорит: «Слушай, уж если все равно мы будем делать тебе операцию, давай мы тебе и реконструкцию сделаем. Будешь ты как новенькая, девочка-припевочка».