Ракетная рапсодия

— Ну так, в основном разговоры. Сергачев приезжал, предупреждал, что на следующей неделе уже фуражки приедут — знакомиться, они ж ничего не знали, им сверху сейчас опустили: работать будете с такими-то, ну, они военные, конечно под козырек, в общем, в понедельник будут здесь, показывать им будем наше оборудование, метрологическую базу, ты уже, наверно, подключишься, потом посидим, поговорим, может, даже план работ набросаем, в общем, посмотрим, как получится.

— За модемы в Воркуте заплатили?

— Да, все в порядке.

— А сергачевские деньги?

— Тоже в порядке, уже обналичили, вчера Ступкин всё привез.

Глядя в сторону, слыша то, что и ожидал услышать, лишь мельком коснувшись взглядом Андрея, отвернувшись, он посмотрел в залитое белым светом окно.

— Есть еще один момент. Тут определенным образом сложились обстоятельства… Мне нужна будет моя доля от аванса.

— Нет, ну что-то будет, конечно.

— Ты не понял. Мне нужна вся моя доля от аванса. И сейчас, сегодня.

Без паузы, с каким-то безразличным недоумением Андрей пожал плечом:

— Нереально абсолютно.

Не слыша ответа, видя по-прежнему направленный на него взгляд Сергея, уже с некоторым раздражением он пожал плечами снова:

— Сейчас столько счетов оплачивать, и еще неизвестно, как все дальше пойдет, в любом случае резерв нужен.

— Я все понимаю. Но мне нужно сейчас. Ты ж понимаешь, я б не стал говорить, если б не имел очень серьезной причины. Вплоть до того, что если я ее не получу, то вынужден буду заняться другой работой.

Быстро опустив глаза, мгновенно-неуловимо изменив выражение лица, словно что-то поняв, Андрей секунду что-то бесстрастно рассматривал на столе.

— Ну, что-то можно попробовать, конечно. Может, не всю долю… Сейчас я тебе не скажу, нужно посчитать.

— Сколько тебе нужно времени?

— Ну, через полчаса зайди, посмотрим, что можно сделать.

Подняв глаза, словно на глазах меняясь от отторжения до уверенной доброжелательности, с обнадеживающим пониманием он покивал ему.

— Может, даже и в полном объеме, посмотрим, может, что-то и получится. Даже скорее всего.

— Хорошо.

Кивнув Андрею, он вышел из комнаты. Зайдя в пустой кабинет рядом с лабораторией, он сел за компьютер. Зайдя в Интернет, вызвав через поисковую систему список риэлторских компаний, просмотрев их сайты один за другим, он выписал телефоны тех, про которые было сказано, что они работают по субботам; обзвонив их и выписав телефоны и адреса контор, где ему подтвердили, что действительно работают сегодня, он взглянул на часы — прошло больше двадцати минут. Встав из-за стола и подойдя к окну, видя затянувшие солнце тучи, секунду глядя в мгновенно обесцветившееся мутно-серое небо, он набрал номер Николая.

— Привет.

— Привет.

— Ну что, как обстановка?

— Обстановка просто замечательная. Как ты там, между прочим, так, вообще, возвращаться думаешь?

— Думаю, через несколько часов. Что-нибудь случилось?

— Да много чего. Сдается мне, между прочим, что ты, по-моему, не очень себе представляешь, с кем наедине ты меня оставил.

— Что там такое?

— Ну так, живое течение жизни, если это, конечно, можно так назвать. Кстати, довожу до твоего сведения, что твой кролик Кузя проник ко мне в кабинет, запрыгнул на стол и сожрал таможенную декларацию на сумму сто семьдесят тысяч долларов, причем сожрал именно ту ее часть, где был штамп «выпуск разрешен». Уж не знаю, был ли этот акт направлен против таможенных процедур или против меня лично, но, по-моему, такие акции не должны оставаться без оценки.

— Можно подумать, оценка, твоя или моя, может что-то решить. Что ты хочешь от кролика, который за ночь пересек две границы.

— Включая и границу дозволенного. По крайней мере, для кроликов. Тебе не кажется, что белорусские кролики как-то чересчур распоясались в России?

— Знаешь, если ты решил заняться теми, кто распоясался в России, то ты явно начинаешь не с того конца.

— А у тебя есть другие предложения?

— Не знаю. Во всяком случае, в борьбе с кроликами, по крайней мере с моим собственным, на мою поддержку не рассчитывай.

— Понятно. Вот оно, фарисейство и двойные стандарты. Запустил мне в квартиру пьяного кролика, который тут устроил дебош и акт вандализма, можно сказать, экономического саботажа, а теперь делаешь такие заявления. Кстати, вот он. Твоя политика оставила меня один на один с озверевшим животным. Между прочим, я вот с тобой разговариваю, а он меня в это время ушами щекочет.

— Россия не забудет твоих страданий.

— В общем, даю тебе сутки на вывод этого агрессора с моей территории.

— Ты неоправданно форсируешь процесс. То, что я уже вывел ракеты с твоей территории, — этого недостаточно?

— А, так это был жест доброй воли? Слушай, у кого ты учился фарисейству? У ленинского ЦК?

— Мы все учились понемногу…

— Понятно. Я выхожу из переговорного процесса. С тобой невозможно вести конструктивный диалог. Ты ведешь себя, как озверелый гринписовец, у которого руки по локоть в крови — несчастных нефтяников. И между прочим, сообщаю тебе, что потомство тебя осудит, а история не оправдает.

— Ладно. Дай Наташу.

— А, это пожалуйста.