В дверях появился солдат с винтовкой наперевес; за его спиной виден был другой GI[37]
. Оба солдата не были новичками в своём деле, им довелось конвоировать десятки (если не сотни) арестованных, и они хорошо знали, как с ними обращаться. Но они присутствовали в кабинете майора Уоллеса при допросе этих задержанных, видели, как они себя вели, и не ожидали никаких выходок от обрюзгшего мужчины не первой молодости, молодого парня, не выглядевшего крутым, и двух перепуганных девиц. И самое главное – Фил Эндрюс, желая расположить к себе пленных, приказал солдатам вести себя с ними «предельно мягко», и оба охранника расслабились, полагая, что начальство уже не считает этих четверых опасными врагами.– Go! – первый солдат переступил порог камеры и шевельнул стволом. Вован шагнул ему навстречу, и…
То, что произошло дальше, Павел видел только в лихих боевиках. Он и не думал, что увидит такое воочью, и даже не предполагал, что подобное вообще возможно в реале, а не в киноинсценировке.
Со звериной быстротой и свирепой ловкостью бывший браток ухватился одной рукой за ствол «гаранда», второй – за цевьё и крутнул винтовку, как будто пытаясь её вырвать. Солдат не выпустил оружие, однако это ему не помогло. Вован, похоже, обладал поистине медвежьей силой: как только ствол винтовки оказался под подбородком конвоира, он резко дёрнул его вверх и вогнал несколько дюймов воронёной стали под нижнюю челюсть «джи-ай».
Хрустнуло. Из ноздрей охранника хлынула кровь; он начал оседать, закатывая глаза, но не упал – Вован вырвал у него винтовку и оттолкнул обмякшее тело на второго солдата, не давая тому возможности пустить в ход оружие.
Бетонная коробка камеры оказалась отличным резонатором – винтовочные выстрелы показались Павлу орудийными. Торговец оружием, как выяснилось, не только разбирался в его раритетных моделях, но и умел ими пользоваться – раз за разом нажимая на спусковой крючок, он перечеркнул дверной проём движением ствола, выпустив в коридор несколько свинцовых плевков.
Второй солдат сполз по стене на пол, оставляя за собой кровавую полосу; в дальнем конце коридора повалился ещё кто-то, но подробностей Павел не разглядел: из коридора ответили огнём, и он, закрывая Мэрилин своим телом, втиснулся вместе с ней в ближайший от двери угол.
Солдаты майора Уоллеса не были зелёными новобранцами – война для них шла уже пятый год. И часовой у входной двери вовсе не был сонным рохлей: услышав выстрелы, он одним прыжком оказался внутри здания и пустил в ход свою «траншейную метлу»[38]
.Длинная очередь из «Томми-гана» испятнала стену камеры, противоположную двери; над головой Павла шмякнулась рикошетная пуля. Анджела шарахнулась в сторону, грамотно уйдя с линии огня, хотя сделала это чисто инстинктивно – как кошка, спасающаяся от собаки на первом попавшемся дереве. Не уберёгся только Вован, единственный настоящий боец из всех четверых: пытаясь сорвать с пояса первого солдата, корчившегося на полу и пускавшего ртом кровяные пузыри, запасную патронную пачку, он задержался в дверном проёме на одну секунду дольше, чем следовало. Пуля ударила его в правое плечо – Павел видел, как летели красные брызги, – винтовка с лязгом упала на пол, а бывший афганец привалился к стене у самой двери.
– Жопа дело… – прохрипел он, зажимая простреленное плечо и ногой подтягивая к себе «гаранд». – Вот теперь нам точно крышка…
«Они не пойдут в штыковую атаку, – с тоской подумал Павел, – зачем терять людей? Они бросят сюда пару гранат, и нас размажет по стенкам этого бетонного ящика…».
Взрыв был оглушительным.
…Тягучий звон в ушах, словно в голове монотонно и заунывно позвякивают тысячи колокольчиков.
«Я жив или где? – подумал Павел, и мысль эта была вялой и отстранённой. – Почему я не чувствую своего тела? Его нет, оно исчезло, растворилось в пространстве-времени, как экипаж того английского крейсера с немецким названием? Я мёртв, или всё-таки как? Но я мыслю, следовательно…».
Он с трудом разлепил глаза (ощущение было такое, как будто ресницы склеены) и увидел бледное лицо склонившейся над ним Мэрилин. На её щеке кровоточила царапина, а тёмные волосы казались седыми (вокруг было полутемно, и Павел не сразу понял, что это не седина: голова Мэрилин было обильно посыпана известковой пылью и тем мелким мусором, который всегда образуется при разрушении строений, созданных человеческими руками).
– Ты в порядке? – тихо спросила она, и эта заштампованная фраза из голливудских боевиков наполнила Павла теплотой, потому что в голосе Мэрилин были беспокойство и страх – не за себя, а за него, Павла. – Ты лежишь так уже целую вечность, и я подумала, что я тебя потеряла…
– О’кэй, Мариночка, я в порядке, – ответил, не узнавая собственный голос. Ощущение тела возвращалось. «Нет, оно на месте, и даже вроде ничего не сломано, хотя и болит, словно меня били палками» – подумал Павел, шевельнувшись. – А где мы? Что с нами случилось?