Ракеты и подснежники

-- Не рискнул сунуть нос, а появляется не первый раз, один и тот же... Вот так для нас тренировка может неожиданно превратиться в выполнение боевой задачи...

Я уже хотел обратиться, но он увидел меня:

-- Здравствуйте! Что ж, один из лучших офицеров наведения, -- полковник оглянулся на Андронова, -- и под суд чести?

Я покраснел, но тут же взял себя в руки: пусть он поймет -- меня грошовыми хитростями не возьмешь. Я молчал. Возможно, он понял, что не отвечу, сказал:

-- К Андронову? Обращайтесь.

-- Товарищ подполковник, прошу разрешения посадить к шкафам вторую смену операторов.

Оглядев меня, Андронов спросил:

-- О Демушкине печетесь? Придет время, потренируется еще. Сегодня, вы знаете, не обычная тренировка...

У меня все закипело внутри, с языка готовы были слететь слова о формализме, как вдруг полковник, подняв левую бровь, сказал:

-- Перваков, по-моему, дело говорит. Кого обманывать собираетесь? Молодых операторов по реальным самолетам еще ни разу не тренировали: видел ваш отчет. Промашку даете.

У Андронова лицо приняло знакомое выражение: опять, мол, эти осложнения, лезете, куда вас не просят! Он поднял на меня взгляд, со смиренной покорностью сказал:

-- Ладно, Перваков, действуйте.

И снова шли цели. Экраны передо мной дышали словно живые. Белые пятна -- отметки целей -- ползли по их звездному полю. Одну цель уже "обстреляли": отметка ее у нижнего среза экрана должна была сейчас скрыться в белой молочной полоске отражений от низких предметов на земле -местников. Как ни храбрился я, как ни старался быть равнодушным, во мне жило беспокойное ожидание -- не подведут ли молодые? Теперь, после "обстрела" первой цели, я повеселел. На месте широкой спины Скибы, закрывавшей обычно почти весь шкаф, различались узкие плечи Демушкина, непокорный вихор на макушке. Лица его не было видно, но в упругой фигуре солдата, отклонившейся на пружинную спинку железного стула, в руках, сжавших штурвал, еще не чувствовалось устоявшейся уверенности. Скиба был рядом, -- должно быть он беспокоился сейчас не меньше, чем сам Демушкин.

Вторая цель шла на большой высоте, ее отметка глубоко пульсировала. Я внимательно следил за целью. Майор Климцов с особым ударением объявил: "Цель особо важная", и Андронов уже в который раз, отрываясь от ВИКО, со скрытым волнением в голосе предупреждал:

-- Следите за целью внимательно!

В кабине царили сумрак и напряженная тишина, мягко и ровно гудел вытяжной вентилятор. И хотя мы снова "обстреливали" цели, но теперь, после утреннего события, я чувствовал: и молодые операторы работали иначе --внимательно и очень тщательно. Им, возможно, тоже стал понятен этот вывод, который высказал полковник: неизвестно, когда для нас тренировка может превратиться в выполнение боевой задачи...

Цель сопровождали в автоматическом режиме. Я следил за маленькой отметкой. Сейчас цель дойдет до той незримой черты, откуда ее путь -- только к смерти: по команде Андронова нажму кнопку -- и неумолимая ракета взметнется с пусковой установки... Но вместо этого подполковник приказал проинформировать всех об обстановке.

-- Внимание по кабинам! Сопровождаем особо важную цель, -- успел произнести я в микрофон, как вдруг увидел: у шкафа, за которым сидел Демушкин, что-то произошло. Я еще не знал, что случилось, но сердцем почувствовал -- плохое. Оператор зачем-то метнулся к шкафу, пытался что-то делать, нервно вцепившись в штурвал. Долетел взволнованный шепот Скибы: "Докладывай!"

-- Срыв сопровождения.

Вот оно! Неуверенный, прерывистый голос Демушкина резанул по нервам...

Над ухом -- полушепот Андронова:

-- Плоды торопливости вашей, Перваков...

Приказав сержанту Коняеву занять мое место, бросился к шкафу, успев заметить и строго насупленное лицо подполковника, и загадочную улыбку майора, приехавшего вместе с командиром полка. Он быстро делал пометки в своем блокноте. Я вмиг был возле Демушкина, и одновременно с этим на непривычно высокой радостной ноте солдат доложил:

-- Есть сопровождение!

Я не поверил своим ушам. Наклонившись через плечо Демушкина, смотрел на экран, и на моем языке так и застыл, не сорвавшись, гневный вопрос: "Что случилось?" Небольшая пульсирующая отметка, будто приклеенная, находилась строго в перекрестии линий на экране.

-- Добре сработал, добре, -- жарко шептал Скиба.

Потом еще летели цели. Я стоял за спиной Демушкина, следил за каждым его движением. В голове билась радостно-злая, обращенная почему-то к посреднику мысль: "Рано, товарищ майор, вы схватились за блокнот, рано! Это -- победа Демушкина, победа человека над самим собой, над страшным наследием прошлой войны!" Кажется, на душе у меня впервые за эти дни было радостно, точно сделал большое дело -- снес на плечах глыбу или сдвинул гору. Хотя кому теперь нужна эта победа? Одному Демушкину...

Потом мы с майором Климцовым составляли отчетные документы по тренировке: схему налета целей и карточки "стрельбы". С нас даже потребовали письменный отчет о поведении "гостя".

Уходил с позиции поздно.

В голове смутно и беспокойно теснились все события и впечатления дня.