Рахиль

Не то что выпендриваться хотел. Типа Рэмбо весь из себя. Просто жарко было. Июль.

Когда приехал домой, жена сказала: «Откуда у тебя засосы?»

Я говорю: «Это не засосы, а синяки».

Она говорит: «Знаю я твои синяки».

Так и не поверила. А там на прикладе такая пимпочка, куда ершик вставляется для чистки ствола. Он там хранится. И у этой пимпочки крышка с пружиной. После первой же очереди приклад к плечу присосался. Как пиявка. Отдача сильная. Я его – чмок – оторвал, и по новой.

Молодежь смеется. Говорят: «Михалыч, тебя жена из дому прогонит». Но потом притихли.

От мишени одни клочья остались.

Я поднимаюсь и говорю: «Вот так, молодые люди. Родина может спать спокойно».

Но с женой все равно потом разошлись. После Горбачева в конторе это уже никого не волновало. До перестройки только следили за такими делами. Как в церкви. У них тоже батюшка должен быть женат. Надежнее.

И дополнительный контроль. Пеньковскому в Штатах за утечку по ракетному топливу памятник из чистого золота могли поставить. Но не поставили. Потому что жена чекиста только во-вторых жена. Ей известно, что надо делать, когда муж предатель.

Так что теперь у меня просто Наталья. Мелькает и ни о чем не думает. Ей важно не опоздать в ресторан.

– Ну, чего замолчал? Говорю тебе – давай пудрой присыпем.

В итоге я все равно собрался быстрее. Хоть на пальцах пересчитывай: раз – красное платье, два – синее, три – опять красное. Им нравится выбирать. Знают, как из одной проблемы сделать четыре. Потому что четвертая проблема – это я.

Платье – шшик – на пол, а я стою и смотрю. Второе – шшик – и мне уже начинает нравиться. Третье – шшик – и я думаю: «А, может, вообще никуда не пойдем?»

И говорю.

Но она смеется и просит застегнуть молнию.

Тоже ничего. Согласились. Спина под шелком на ощупь приятная. Замок по такой скользит как по маслу. Сначала вдоль попы, а потом – в ложбинку на талии. Ныряет как лодочка с крутой волны. Только шляпу придерживай.

То есть хорошая досталась. Не жалуемся. У одного еврея увел.

Ему все равно не в коня корм. Профессор.

– Все, я готова, – сказала она.

– Правда, что ли?

– Нет, пошутила. Принеси из кухни мои сигареты. Они где-то там.

Я протопал на кухню и оттуда кричу:

– На столе нет.

– А в шкафчике?

Я открыл шкафчик, посмотрел.

– Нету.

– А на подоконнике?

– Слушай, может, ты сама их поищешь? Чего мы через всю квартиру орем?

– Я в обуви.

– А я в чем?

И тут раздался звонок в дверь.

Вот что мне не нравится, так это звонки в такую минуту. Сто процентов. Можно даже не спрашивать. То есть ты тут собрался, напудрился, ищешь ее дурацкие сигареты, а они вдруг звонят. Нельзя, что ли, позвонить соседям? Те, скорее всего, никуда не идут.

– Открывать?

– Подожди, – крикнул я. – Вот они, твои сигареты! Я сейчас сам открою.

Подошел к двери и посмотрел в глазок.

– Ну что? Кто там? – шепчет она. – Чего ты застыл? Будешь открывать или нет?

– Сегодня какое число?

– Двенадцатое.

Я сел на подставку для обуви.

– Ты чего, Николай? Кто там?

– А ты не могла с утра мне напомнить, что сегодня двенадцатое число?

Она уставилась на меня, и глаза у нее стали круглые-круглые.

– Не поняла.

– Да иди ты.

И мы оба молчим. Через полминуты раздался второй звонок.

– Принеси табурет, – сказал я. – На вот, твои сигареты. Можешь курить сколько влезет.

– Подожди, мы ведь опаздываем! Ты же сам меня торопил.

– Уже не опаздываем. Неси табурет.

Встал и пошел к себе в комнату. Мне на это смотреть неохота. Видели все уже.

– Открой ему! Пусть заходит.

Сел в комнате, отдыхаю. Газету взял. Думаю: «Свежая. Посмотрим, что тут у нас».

– Зашел? – кричу так, что голубь с подоконника чуть не свалился.

– Да.

– Хорошо.

А в газете непонятно про что пишут. Кто только читает всю эту чушь?

– Сел он там?

– Сел.

– Ну и пускай сидит.

Голубь смотрит на меня через окно, а я на него. Так и сидим. Я ему кулак показал. Он отвернулся.

А в прихожей полная тишина.

Я думаю: «Чего это они там притихли?»

Кузнецов посмотрел на меня и говорит:

– Подстригся, Николай Михалыч? Раньше волосы вроде длиннее носил. Или лысеешь?

Наталья стоит в углу. На ней пальто застегнуто на все пуговицы. Смотрит на него, потом на меня и говорит:

– А почему ты так непонятно выглядываешь? Ты можешь сюда весь войти и объяснить мне, в чем дело? Кто это?.. Вы кто такой?

Кузнецов говорит:

– А вам Николай Михайлович обо мне ничего не рассказывал? Сегодня же двенадцатое число.

Наталья как закричит:

– Да слышала я уже про это двенадцатое! Вы можете толком мне хоть что-нибудь сказать? Мы идем в ресторан или нет, Коля?

Кузнецов на «Колю» насторожился, и я убрал голову из двери.

Через секунду в прихожей его голос:

– А я подумал – вы дочка. Просто, думаю, до этого с мамой жила. Поэтому я вас раньше не видел. Так и подумал, когда вы дверь мне открыли.

Я кричу:

– Ты сидишь там – вот и сиди! Догадки свои при себе можешь оставить!

И мы все опять замолчали.

Наконец Наталья не выдержала и говорит:

– Ну, я не знаю! Это какой-то идиотизм. Со мной такого еще никогда в жизни не было. Хоть кто-нибудь понимает, что происходит? Я лично – нет! И в этом пальто я уже вся вспотела!