Ракушка на шляпе, или Путешествие по святым местам Атлантиды

Тогда, в 2007 году, музея Дилана Томаса в Суонси еще не было (кажется, он открылся вскоре после моего отъезда). Его функции до какой-то степени исполнял культурный центр при маленьком любительском театре, к которому прибился Томас в юности, сыграв в нем несколько ролей. Театр существует и доныне, и на его пожалованном городскими властями здании красуется гордое название «Театр Дилана Томаса». Фасад здания украшен настенными картинами (муралами), и я с туристским нахальством сфотографировался у стены рядом с фигурой поэта.

Дилану едва исполнилось двадцать лет, когда вышла его первая книга «Восемнадцать стихотворений». Уже в этой юношеской книге появилась та особая поэтическая дикция, по которой мы моментально узнаем Дилана Томаса, — речь темная, двусмысленная, вязкая, обволакивающая. А иногда она превращается в какое-то невнятное бормотание-волхование. Будто клубы пара поднимаются над котлом с колдовским зельем.

Там, где лицо твое в потоках вод

Там, где лицо твое в потоках вод
Накручивалось на мои винты,
Там ныне джинны воздуха живут;
Где пробивали головою лед
Моржи усатые, — там мертвецы
Щелями ртов сухую память пьют.

Где прежде лот не доставал до дна,
В узлах зеленых сплошь, — там ходит жнец
И режет стебли волн косым серпом,
От трудится с утра и дотемна,
Текучих, зыбких не щадя сердец;
Прибой ложится пред ним пластом.

Невидимый прилив волнистых дней
Выносит с водорослями на песок
Любви бесплодной бесполезный хлам,
Средь вросших в берег ржавых якорей
Бродя, взывает детский голосок,
Тоскуя по дельфиньим островам.

Но не замкнется крышка сундука
Волшебного, пусть прах в нем и труха,
Не оскудеет блеском небосвод;
И будут вновь светиться жемчуга
На дне, и змей всплывать у маяка,
Пока морская вера не умрет.

Конечно, это романтические стихи, их интересно сравнить, например, с сонетом Китса «К Гомеру». Там тоже герой мечтает увидеть «the dolphin-coral in deep seas» — дельфиньи острова и кораллы в далеких морях. Но вещество стиха, его «виноградное мясо» совсем другое. Так и хочется сказать, что оно варилось в волшебном котле валлийских легенд.

Артуровская легенда тоже пошла из этих мест. Она была впервые записана упомянутым уже Гальфридом Монмутским, который поместил замок Камелот возле города Карлеона — основанного, как и Монмут, еще римлянами, — близ юго-восточной границы Уэльса. Латинская «История королей Британии», написанная сим ученым клириком и местным патриотом, была необычайно популярна в Европе в средние века, до нас дошло две сотни ее списков. Правда, многими учеными людьми еще тогда, в XII веке она была раскритикована как сборник домыслов и врак. Но ты попробуй так соври, чтобы эхо пошло чуть не на тысячу лет, чтобы и до сего дня снимались фильмы о короле Артуре и ставились спектакли о короле Лире и его дочерях, сюжет которой взят Шекспиром, в конечном счете, из той же «Истории» Гальфрида Монмутского!

Предводительствуемые Олей Кельберт, мы побывали и в Кармартене. И хотя точного места, откуда король Артур метнул свой знаменитый камешек, установить не удалось, нельзя сказать, что поездка была совсем напрасной. Все-таки одно место силы мы тут нашли.

Как известно, за право называться тем самым озером, хозяйка которого подарила Артуру его волшебный меч Эскалибур, спорят, по крайней мере, три равно достойных озера в Уэльсе. Зато по поводу родины Мерлина ни малейших сомнений нет. Это подтверждают и холм Мерлина в Кармартене, и замок Мерлина, и дуб Мерлина, в конце концов. Правда, дуба мы уже не нашли, от него остался только огромный почерневший пень, который за несколько лет до нашего визита выкорчевали и поместили в местный музей. И сразу же случилась невиданная буря и вслед за ней неслыханное наводнение. Потому что забыли старое предсказание: «Доколе стоит дуб Мерлина, дотоле стоять и Кармартену». Хорошо еще, что так обошлось.

Только тогда горожане спохватились и посадили на месте старого Дуба — новый, молодой дуб. Конечно, замена не полноценная; но мы постояли на том самом месте, под дубовыми ветвями — что-то от старой магии оно сохранило, какой-то прибыток древней мудрости я в себе ощутил.