Черен жарко, тяжело и хочется пить. Она с трудом открывает глаза и проводит по ним тыльной стороной ладони. На коже остается черный след от несмытого макияжа, Пак глухо стонет от противного ощущения крошек в глазах. Она приподнимается на подушке и обнаруживает себя все также лежащей на животе, но уже раздетой и с Хенджином, пускающим пузыри из слюней, у нее под боком. Черен падает обратно и пытается вспомнить, что было вчера. Память услужливо подбрасывает картинки, которые лучше бы забыть вовсе: их с Хенджином похожий на совокупление танец, и то, что они собирались потрахаться у нее в квартире. Она переворачивается на бок, чтобы не видеть безмятежного спящего лица Хвана и приподнимает одеяло: лифчика нет, но трусы на месте. Так было или не было? На ляжках синяки, судя по форме и расположению, от пальцев, но больше никакого криминала не зафиксировано. Аромат перегара и несвежего тела заставляет Черен поморщиться от отвращения. Боже, и в таком виде она рядом с Хенджином, этим храпящим ангелом.
Движение сзади, шебуршание под одеялом заставляет Пак мгновенно закрыть глаза и притвориться спящей: разговаривать сейчас и выяснять, что да как нет никакого желания. В этот раз она, пожалуй, побудет страусом и спрячет голову в песок.
Хенджин громко зевает, трет глаза и оглядывается по сторонам. У него провалов в памяти о вчерашнем вечере нет, как и какого-либо стеснения. Он смотрит на затылок спящей девушки, тихо зовет ее по имени и, не получив ответа, встает с кровати. Хенджин звучно топает босыми ногами по полу, когда идет в туалет, кряхтит, пока умывается, пьет водичку на кухне, ничуть не стараясь производить поменьше шума.
Черен упорно делает вид, что всей этой возни недостаточно, чтобы нарушить ее крепкий сон, только плотнее кутается в одеяло, ведь без печки по имени Хенджин и пижамы ей стало прохладно.
Он возвращается в спальню, ставит на тумбочку стакан с водой, собирает повсюду свои вещи. Скользнув взглядом по Черен последний раз, он вздыхает и на носочках выходит из комнаты. Для чего, если до этого вел себя как слон в посудной лавке?
Пак с облегчением выдыхает, когда слышит звук захлопнувшейся двери и встает с кровати. Голову мгновенно прошибает боль, в глазах рябит, кружат вертолеты, и едкая кислота поднимается по горлу. Она едва успевает добежать до унитаза, как наружу рвутся остатки вчерашнего пиршества и желчь, опустошая желудок подчистую, обжигая пищевод и глотку.
Черен очень плохо, она начинает резко мерзнуть, бледнеет и обещает себе, что никогда больше так не набухается, либо не будет смешивать такое количество разнообразной алкогольной продукции за один вечер. Кое-как доползает до кровати обратно, делает глоток воды из оставленного стакана, мысленно благодаря за него Хенджина, заматывается в одеяло и закрывает глаза, проваливаясь в дрему. Да, не так она планировала провести субботу, не так.
Ей кажется, что прошло лишь мгновение, с тех пор как она сомкнула веки, а громкий настойчивый звонок в дверь не оставляет никаких шансов спокойно поспать.
— Боже, да хватит уже, — сипит Пак себе под нос, зажимая уши руками. В голову мерзкий звук бьет подобно колоколу, как если бы встать прямо под него.
Черен не выдерживает и десяти секунд, ищет глазами что-нибудь накинуть, не в трусах же гостей встречать, но, как назло, под рукой ничего нет, кроме спальной ночнушки, сиротливо покоящейся на стуле, ведь этой ночью ей никто так и не воспользовался. Пак страдальчески стонет и напяливает на себя короткую атласную сорочку, заворачивается в покрывало и плетется в прихожую. Где потерялись тапки она не помнит, пол неприятно холодит голые ступни и Черен чувствует себя самым несчастным человеком в мире. Случайный взгляд в зеркало прихожей не оставляет никаких шансов на хорошее настроение: длинные волосы спутались чуть ли не в колтуны, на лице маска панды, образованная совместными усилиями оплывших теней и туши. Как от нее пахнет, лучше даже и не представлять. Не может быть хорошего аромата от немытого потного тела, которое испаряет из себя остатки спирта.
Черен заглядывает в глазок и отчаянно воет: Хенджин пришел с какими-то пакетами.
Она думает, что самая хорошая идея сейчас — притвориться, что никого дома нет. Тишину в квартире разрушает ор йодля: в спешке оставленный вчера в прихожей мобильник надрывается от входящего. К какофонии смартфона и дверного звонка добавляется стук в дверь. Кажется, Хван решил выбить эту жалкую преграду на его пути своими закаленными в танцах ногами. Черен понимает, что этот бой она проиграла, открывает, параллельно сооружая из одеяла некое подобие паранджи.
— Фух, думал ты померла! — Хенджин вваливается в квартиру отвратительно жизнерадостным, разгоняет затхлый воздух непроветренного помещения уличной свежестью.
— Не похож ты на человека, горюющего о внезапной кончине друга, — замогильным голосом вещает Черен.