Ралли Родина. Остров каторги

– Неужто он и вправду готов был его в кандалы заковать? – спросил Чехов, когда оба – и солдат, и арестант – скрылись из виду.

– Да нет, конечно, – поморщился Ракитин. – Уверяю вас, здесь это – всего лишь фигура речи. Просто припугивают распоясавшихся арестантов…

Он говорил что-то еще, но Чехов быстро бросил слушать – офицер, как мог, защищал своих, и Антон Павлович не осуждал его за это: в конце концов, каждый должен принимать чью-то сторону. В то же время литератор понимал, что в кандальную далеко не всегда сажают тех, кто серьезно провинился – вполне возможно, что кто-то из обитателей общей камеры попал туда за сущую мелочь.

За ту же поднятую с крыльца фуражку рассеянного солдата.

И от мысли этой на душе у Чехова стало препогано.

* * *

1967

«Из порта радости в порт грусти» – вывел Владимир Андреевич на странице своего дневника и исподлобья посмотрел на полы палатки: они висели неподвижно – в окрестностях Хабаровска, где туристы встали лагерем, ветра практически не было. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, Привезенцев вновь склонился над дневником.

Переправа с острова на материк оставила в его душе противоречивые чувства, которыми он мог поделиться только с листом бумаги. Альберт выслушал бы режиссера, без вопросов, но Владимир Андреевич мудро решил оградить старого друга от лишнего негатива.

«Он и сам, уверен, все видит, просто старается внимания не обращать, – подумал Привезенцев, выводя на тетрадном листе очередное слово. – А, значит, и мне не стоит жаловаться. Мелко это и несолидно».

Чернила разливались по листам словами откровений.

«В Холмске нас провожали, как героев. Народу нагнали – тьма тьмущая. Люди улыбались, махали мне, когда я наводил на них камеру, я махал в ответ. Приехала Соня с детьми (милые, я очень рад вас был видеть, хорошо, что приехали!!!). В те мгновения я даже ненадолго решил, что путешествие, которое нас ждет, будет не столько утомительным, сколько увлекательным…

Но по мере того, как наш паром приближался к материку, по мере того, как из утренней дымки выступали очертания порта Ванино, я все чаще и чаще ловил себя на мысли, что в нашем мире хорошее и плохое, ангелы и бесы ходят слишком близко друг к другу. Там нам улыбались и махали вослед, здесь же не обращали внимания, поскольку собрались вовсе не для нашей встречи: вчерашним вечером из Вьетнама вернулся наш теплоход «Туркестан», якобы отвозивший тамошним жителям гуманитарную помощь. Во время этой миссии в стычке с американцами погиб наш матрос, Николай Рыбачук, и теперь его оплакивали всем Союзом. На самом же деле все (как обычно) не то, чем кажется: людям сведущим известно, что взаправду наши соотечественники воюют на стороне вьетнамцев, а гуманитарная помощь – всего лишь прикрытие, под которым мы доставляем в порт Камфа оружие и солдат…

Так мы обманываем весь мир.

Глядя на шрамы, которые оставили на боках теплохода американские снаряды, я невольно задумался – какие же мотивы мы преследуем во Вьетнаме? Ради чего гибнут советские люди? Эта информация еще более закрытая, и доступа к ней у меня нет. Все, что мне остается – это с болью в сердце смотреть на скорбящих матерей, жен, детей этих несчастных матросов и солдат, которые волей случая оказались в порту Камфа, когда авиация американцев была брошена в бой…