Ралли Родина. Остров каторги

– Давай, поправляйся… – сказал Ландсберг. – И не хандри…

Он напоследок коснулся руки Тамары, после чего встал и окинул собравшихся вокруг арестантов угрюмым взглядом.

– Кто ее спас? – спросил, будто бы с вызовом.

Заключенные стали переглядываться, шушукаться о чем-то. Наконец один из них, худосочный, курносый и со шрамом на правой щеке, неуверенно поднял руку. Ландсберг подступил к его нарам и навис над беднягой, отчего тот против воли втянул голову в плечи.

– Подойдешь к Ульяну, как я уеду, он тебе все расскажет, – сказал Карл Христофорович и протянул спасителю Тамары руку.

Тот осторожно ее пожал, и Ландсберг, бросив последний взгляд на мать с дочкой, которые в унисон плакали, обнимая друг друга, поковылял к выходу из казармы.

«И ради этого он поехал сюда? Ради нескольких фраз? – подумал Чехов, шагая следом за Карлом Христофоровичем. – Не поленился же… но, кажется, смог все исправить».

Все больше и больше уверялся Антон Павлович, что Ландсберг совершенно чужд этому месту, и одновременно с этим литератор не мог представить себе Карла Христофоровича в какой-то другой обстановке. По ощущениям Чехова, его новый друг находился в некой странной полупозиции между верхами (в лице Кононовича и солдат) и низами (арестантами). Казалось, что все питают к нему глубокое уважение, пусть и по разным причинам.

Оказавшись на улице, Ландсберг сразу обратился к Ульяну:

– Как придет в лавочку, скажешь Тимофею, чтобы дал ему, чего попросит – не до безумия, но достаточно. Понял?

– Понял, как не понять, – кивнул Ульян, но к повозке не пошел.

Судя по тому, как он стоял, облизывая пересохшие губы, Чехов решил, что помощник Ландсберга хочет поговорить о чем-то еще. Но Карл Христофорович, не почуяв этого, принялся Ульяна торопить:

– Ну, давай тогда возвращаться, а то перед Антон Палычем неудобно вышло…

– Да все в порядке, – заверил литератор.

– Ничего не в порядке, – сказал Ландсберг. – Давайте, едем…

– Хорошо-хорошо, – спешно выпалил Ульян. – Только про Кольку хотел спросить у вас, про братца моего…

– А, так вот чего ты замер? – хмыкнул Карл Христофорович. – Все, как я тебе уже говорил – через неделю обещают выпустить.

– Неделю… – тихо охнул Ульян.

– Ну а как иначе-то? – пожал плечами Ландсберг. – Ты ж не забывай, что оно все копится. Это в первый раз получилось быстро, а сейчас-то уже второй… На третий и вовсе запрут его, как Соньку, будет знать тогда, как шастать… Ну, давай-давай, не вешай нос! Лучше подумай, как его, оболтуса, наконец вразумить. Едем!

– Вразумишь его, как же… – пробормотал Ульян, но к повозке пошел.

Едва они погрузились внутрь, Чехов спросил:

– Простите мне мое любопытство, но что с его братом? Я так понимаю, он бежал, но был пойман и попал в кандальную?

– Верно понимаете, Антон Павлович, – кивнул Ландсберг.

Снаружи громко гаркнул Ульян, и повозка тронулась с места.

– Николай – это настоящая беда, – продолжил инженер. – На острове ему не сидится совершенно, вечно ищет способы сбежать и, конечно же, вечно терпит фиаско. Я уже с ним не раз беседовал, объяснял, что ничего не выйдет, но его, как мне показалось, слова мои совершенно не убедили. Слышал я от многих, что путался он с госпожой Блювштейн, более известной, как Сонька Золотая Ручка, и, поговаривают, даже замешан был в убийстве лавочника Никитина, но пока это все на уровне слухов и домыслов, коих на Сахалине хватает с лихвой. Другое дело, что я вполне верю в подобное развитие событий – Николай порой кажется мне не умней иного зверя, а звери, как известно, пасуют перед силой. Вот коли б Ульян дозволил мне его палкой отходить, рискну предположить, что дурных мыслей в голове у его братца поубавилось бы…

Он усмехнулся, и Чехов, глядя на собеседника, зябко поежился. Отчего-то улыбка Ландсберга показалась литератору зловещей, пугающей… даже кровожадной.

– То есть вы считаете, можно воспитать кого-то грубой силой? – спросил Антон Павлович.

– Увы, порой это единственный способ, – кивнул Ландсберг. – Вы не подумайте только, что я какой-то изверг…

Он запнулся, громко причмокнул и продолжил, понизив голос:

– Хотя я понимаю, как это выглядит со стороны… учитывая мой приговор, да-с… Но, в общем, вы просто не видели Николая. Готов спорить, у вас мелькнула бы схожая мысль, если бы вы пообщались с ним хоть немного. Кажется, есть в нем что-то доброе, но спрятано оно так глубоко, что и не вытянешь наружу… В общем, Ульян по сравнению с ним – ангел во плоти.

Мишка, до того молча глядящий в окно, тихо хмыкнул. Это не укрылось от Ландсберга.

– Чего смеешься? – шутливо толкнув мальчишку в плечо, спросил Карл Христофорович. – Батюшку твоего нахваливаю, а ты…

«Так Ульян ему отец? – удивленно глядя на Мишку, подумал Чехов. – Никогда бы не подумал… Хотя, с другой стороны, почему бы и нет? Разница в возрасте у них вполне подходящая…»

– А я батюшку моего получше вашего знаю все-таки, – не смотря на Ландсберга, отозвался Мишка. – Вот и смеюсь.

– Ну уж! Точно не такой бес, как твой дядька.

– Дядька… – проворчал мальчишка. – Нужен он, такой дядька, сто лет…