Рама II. Сад Рамы. Рама явленный

Из последовавших слов японца Ричард понял, что, вздрогнув от внезапной вспышки света, Хиро сорвался с середины трапа „Гамма“. Он пролетел уже метров двадцать или тридцать, когда, ловко и небезуспешно извернувшись, сумел ухватиться за поручень.

— С вами все в порядке? — спросил Дэвид Браун.

— Кажется, — безжизненным голосом отвечал Яманака.

Когда этот краткий кризис завершился, все сразу заговорили.

— Чистая фантастика! — кричал доктор Такагиси. — Потрясающий уровень освещенности. И все это происходит до вскрытия моря. Вот и различие. Крупное различие!

— Подготовьте мне новый блок с пленкой, принесите прямо к лестнице, — проговорила Франческа. — Я почти все отсняла.

— Какая красота! Что за невероятная красота, — добавил генерал О'Тул. Оставаясь на „Ньютоне“, они с Николь де Жарден видели все на экране. Расположенная в ступице релейная станция транслировала на корабль все, что снимала Франческа.

Ричард Уэйкфилд не говорил. Он молчал и просто смотрел, завороженный видом открывшегося под ним мира. Внизу, у подножия лестницы, маячили еле различимый Янош Табори, агрегаты лифта, полузавершенный лагерь. Но уже одно расстояние до них открывало истинный размер чуждого мира. Охватывая взглядом сотни квадратных километров Центральной равнины, в каждом направлении он различал удивительные формы. Но и воображение его, и зрение не знали ничего равного Цилиндрическому морю и заостренным массивным сооружениям, находящимся против него в Южной чаше в пятидесяти километрах отсюда.

И по мере того как его глаза привыкали к свету, гигантский центральный шпиль в середине чаши словно становился все больше и больше. Первооткрыватели так и назвали его — Большой рог. „Неужели его высота и в самом деле восемь километров?“ — спросил Уэйкфилд у себя самого. Большой рог шестигранником окружали шесть шпилей пониже, невероятной величины висячие переходы связывали их между собой и со стенками Рамы. Эти переходы превосходили размером все сотворенное человеком на Земле, но и они терялись возле располагавшейся по центру громады, протянувшейся вдоль оси вращения цилиндра.

Спереди на полпути между висевшим у Северного полюса Уэйкфилдом и гигантским сооружением на юге по поперечнику весь цилиндрический мир охватывала голубовато-белая полоса. Присутствие здесь заледеневшего моря казалось землянам и немыслимым, и неуместным. Земной разум твердил: „Море не должно таять, иначе вся вода хлынет к оси цилиндра“. Но вращение Рамы удерживало в берегах странное море. И любой член экипажа „Ньютона“ лучше чем кто-либо на Земле знал, что на берегах этого моря он будет весить столько же, сколько и у какого-нибудь земного моря.

Посреди Цилиндрического моря на острове высился город — здешний Нью-Йорк. С точки зрения Ричарда, в свете искусственных вспышек небоскребы имели куда менее броский вид, чем теперь. Но в лучах собственного солнца Рамы было ясно, что этот город играет в корабле центральную роль. Из любой точки внутри Рамы глаза тянулись к нему — к этому овальному островку, своими сооружениями в единственном месте нарушавшему бледно-зеленую гладь Цилиндрического моря.

— Только поглядите на Нью-Йорк, — голос доктора Такагиси ворвался в переговорное устройство Ричарда. — Не меньше тысячи зданий, каждое высотой более двухсот метров. — Японец умолк на секунду. — Придется искать их там. Я уверен. Наша истинная цель — это Нью-Йорк.

Начальное возбуждение и возгласы сменились долгим молчанием, пока каждый из космонавтов навечно впечатывал залитый солнцем мир Рамы в собственное сознание. Ричард отчетливо видел Франческу в четырех сотнях метров от себя. Она уже была в ступице, а его кресло пересекло грань между лестницей и трапами.

— Услышав советы доктора Такагиси, мы с адмиралом Хейльманом переговорили, — нарушил молчание Дэвид Браун, — и не обнаружили явных причин менять наши планы на сегодняшнюю вылазку. Во всяком случае, на столь ранней стадии. Если не будет никаких неожиданностей, действуем дальше в соответствии с наметками Уэйкфилда. Заканчиваем сборку обоих лифтов, спускаем вниз части вездехода для последующей сборки и ночуем в лагере у основания лестницы, как и собирались.

— Меня не забудьте, — крикнул Янош в микрофон. — Только мне, бедному, ничего и не видно.

Отстегнув пояс, Ричард Уэйкфилд ступил на карниз. Он поглядел вниз, туда, где вся лестница исчезла из виду.

— Прием, космонавт Табори. Мы на станции „Альфа“, по вашему сигналу мы можем поднять вас сюда.

23. НАСТУПЛЕНИЕ НОЧИ