Царевич Айодхъи, расставшийся с Джанаки-девой,Споткнулся в пути, и задергался глаз его левый.«Жива ль моя Сита?» — поверив недобрым приметам,Настойчиво Лакшману спрашивал Рама об этом.Царевич у хижины заросль раздвинул густуюИ замер внезапно, увидя обитель пустую.И тщетно метался потом Богоравный в испуге,Нигде не встречая своей дивнобедрой подруги.Царевны Впдехи лишенная, хижина этаБыла — как без лотосов озеро в знойное лето.Одни ашвакарпы, толпою стоящие тесной,Над ней шелестели сочувственно сенью древесной.Ушли видьядхары — лесные жильцы и жилицы.Поникли цветы, притаились животные, птицы.Из куши священной, входящего сердце тревожа,Разметаны были подстилки, затоптаны ложа,Обители вид придавая безлюдный и хмурый,Валялись лесных антилоп черношерстые шкуры.И, слезы лия, устремился на поиски СитыЦаревич Лйодхьи, отвагой своей знаменитый.«Жива она или погибла? А может быть, в чаще,Под сенью древесной найду луноликую спящей.Возможно, царевна Видехи, по берегу прудаГуляя, — с охапкою лотосов белых кумудаИ с полным кувшином воды возвратится оттуда».Айодхьи царевич, гонимый тоской неизбывной,Вконец изнемог, но подруги не встретил он дивной.В безгласном лесу, что вчера еще был многошумпым,Потомок великого Рагху казался безумным.К деревьям, раскинувшим ветви, Великоблестящий,Не помня себя, устремлялся с мольбою щемящей:«Ашока пурпурная, если людские печалиВсевластные боги тебе утолять завещали,Что знаешь, скажи, о подруге моей луноликой!Вовек я тебе не забуду услуги великой.Прекраснодушистая, белым усеяна цветом,Меня осчастливь, карникара, правдивым ответом!»Но тщетно расспрашивал он золотую кадамбу,Ашоку, ванаспати, и карникару, и джамбу.Он счастья пытал у паннаги, папасы, ююбы,У бимбы, чей плод — словно Ситы румяные губы.Смоковное древо сказать не посмело, робея:«Твоя безгреховная дева — добыча злодея!»Столь страшным казался ее похититель суровый,Что, Раме не вняв, и жасмин отмолчался махровый.И, словно рассудок утратив, слетами омытый,Блуждал он по лесу безмолвному в поисках Ситы.