Рамаяна

Триджата, одна среди ракшаси глупых и злобных,
Разумна была и себе не имела подобных.

Товаркам сказала она: «Сновиденье такое

Мне было, что Ситу вам должно оставить в покое!

Негодницы! Лучше меня растерзайте в отместку,

Да только не троньте царя Дашаратхи невестку!»

Спросили злонравные: «Что тебе снилось, поведай?»

«Мне снилось, что Рама в Айодхью вернулся с победой!

И тут,— продолжала она,— пробудившись на ложе,

Я чувствую, как волоски шевелятся на коже!

Пригрезилось мне: в облаках лебединая стая

Впряглась в колесницу из кости слоновой, блистая.

И царственный Рагху потомок стоял в колеснице,

В беспыльных одеждах, в роскошной густой плетенице.

А сто лебедей белокрылых помчали куда-то

Его и безгрешного Лакшману, младшего брата.

Я деву Видехи, что схожа с лупой полуночной,

Узрела, одетую в лен белизны беспорочной.

Подножьем царевне служила гора снеговая.

Вокруг океан простирался, ее омывая.

Как солнце с лучами своими сливается дивно,

Так Рама и Сита друг с другом слились неразрывно.

Мне Рама и Лакшмана снились, два царственных брата,

Сидящих на белом слоне, снаряженном богато.

Гороподобный, с четырьмя клыками,

Качая белоснежными боками,
Гордился слон своими седоками,
С могучим станом, с крепкими руками.

Он мужа и деверя Ситы подвозит к дремучей,

Нетронутым снегом покрытой заоблачной круче.

И между лопаток слоновьих легко, без помехи

Садится в одеждах блистающих дева Видехи.

И вскоре три царственных отпрыска, с дивной осанкой,

На белом слоне, в облаках, проплывают над Ланкой.

Мне снилось: по-царски одетый, в густой плетенице,

Возлюбленный сын Дашаратхи скакал в колеснице.

Поводья златые держал он в могучей деснице.

И восемь быков белоснежных упряжкой послушной

Служили прекрасной чете в колеснице воздушной.

Приснился мне Равана, маслом кунжутным омытый.

Он — в красном, на голой земле, с головою обритой

Простерся, гирляндами из олеандра обвитый.

Что Равана пьяный лежал на земле, мне приснилось,

Что тело его от кунжутного масла лоснилось,

Он Пушпакой, отнятой им у Куберы, хвалился,

И вдруг со своей колесницы воздушной свалился.

Мне снилось, что Ланки владыка, исполненный страха,

Как будто в беспамятстве рухнул на землю с размаха.

И женщиной скверной влеком, изрыгавшей проклятья,

Остриженный, в черных одеждах лежал без понятья.

Мне Равана снился в наряде пурпурном, как пламя,

В повозке железной, притом запряженной ослами.

Плясал, и смеялся, и пил он кунжутное масло,

Как будто в нем разум померк и сознанье угасло.

Он плел ахинею, — в словах его не было склада, —

И смрад источая, казался исчадием ада.

И сей злоприродный, похитивший Рамы супругу,

В повозке, влекомой ослами, направился к югу.

А что до волшебной столицы, пленительной Ланки,

Блистающей словно алмаз драгоценной огранки, —

Столицы, где неисчислимо коней поголовье,

Слоны ездовые и чудное войско слоновье, —

Багряное пламя объяло прекрасную Ланку,

Как будто оно тростника охватило вязанку!

И в громокипящую глубь океанские воды

Вобрали дворцы и порталов обширные своды».